"Меняла" - профессия древняя
В давние времена менялы имели дело главным образом со звонкой монетой. Их задачей было соотносить вес и стоимость золотых или серебряных денег, выпущенных разными странами. Скамьи и столы менял были непременным атрибутом любого солидного базара.
Курс монет из драгметаллов оставался главным критерием ценности валют и после того, как в обороте появились бумажные деньги.
Случалось, что платежеспособность ассигнаций уступала металлическим деньгам. Банки учитывали это при определении обменного курса бумажек, систематически менявшегося.
Зато соотношение серебряных и в особенности золотых денег разных стран оставалось достаточно стабильным с учетом мировых цен. Этот курс прогнозировали на годы вперед. Его знали даже обычные обыватели.
К примеру, в Киеве с первой половины XIX века выпускались популярные издания "Киевский календарь", "Народный календарь". В них приводились разные полезные сведения, в том числе и ценность иностранных монет.
Валюты наиболее мощных держав поражали своей стабильностью. Так, если сравнить "Киевские календари" за 1845 и 1895 годы, то французский серебряный франк и русский рубль за полвека остались в неизменном соотношении — 25 копеек за 1 франк. Серебряный американский долларв 1845 году стоил 1 рубль 39 копеек, в 1895-м — 1 рубль 33 копейки. Английский золотой фунт стерлингов (он же соверен) ценился в те же годы соответственно в 6 рублей 11 копеек и 6 рублей 28 копеек.
Таким образом, любой киевлянин мог сам определить курс валютного обмена — но только для монет. "Киевский народный календарь" на 1895 год предостерегал: "Ценность бумажных денег, как русских, так и иностранных, постоянно колеблется".
Как раз в том же 1895-м русский рубль был приведен к твердому золотому эквиваленту. Международный рынок ответил на это повышением спроса на отечественные ценные бумаги. В русскую экономику потекли западные инвестиции.
Порой для удобства зарубежных покупателей цена здешних облигаций была приспособлена к валютному курсу. Так, облигация киевского городского пятипроцентного займа 1909 года имела неудобный рублевый номинал — 187 рублей 50 копеек. Зато для французов или бельгийцев та же облигация стоила, что называется, круглую сумму — ровно 500 франков.
"Обменник"? А зачем?
В капиталистическую пору жители и гости Киева могли обменять наличную инвалюту в любой банковской конторе. Но, как правило, в этом не было необходимости. К поездкам за рубеж тогда готовились обстоятельно (подробнее — см. "Мы едем, едем, едем…", "ВД" №29-30(392) с. г.), и приезжающим иностранцам не составляло труда заблаговременно сделать в Киев перевод или запастись аккредитивом на нужную рублевую сумму.
А местные жители не держали сбережений в фунтах или долларах, поскольку их собственному рублю долгое время не угрожало глобальное обесценивание.
Если же наши соотечественники выезжали за рубеж, то они тоже загодя обеспечивали себя чужой валютой, но не сомневались, что в случае чего свои денежки помогут. Даже мелочь.
Вот как, к примеру, напутствовал Гаврик из повести Валентина Катаева "Хуторок в степи" своего дружка Петю, который отбывал из Одессы в заграничное турне и должен был по просьбе Гаврика отправить там письмо большевикам-эмигрантам: "А где ты возьмешь деньги на марку?" — "Ну, вот еще! Мы же будем посылать письма тете. Словом, это не вопрос". — "А то я тебе могу дать русский двугривенный на марку, ты его там поменяешь на ихние деньги".
Особенно эффективно продемонстрировали конвертируемость русских рублей путешественники из столичного журнала "Сатирикон". Их поездку по Западной Европе в 1910 году подробно описал знаменитый фельетонист Аркадий Аверченко.
Когда под конец вояжа сатириконцы оказались в Париже, у них возникли проблемы с наличностью: получить перевод на Лионский кредит не удавалось, потому что как раз на эти дни пришлась череда выходных по случаю национального праздника французов — Дня взятия Бастилии.
Чтобы не голодать, путешественникам пришлось мобилизовать все резервы. Сначала их выручила "заначка" в виде русской золотой монеты, которую приняли в уплату в первом же ресторанчике.
Потом, когда деньги опять закончились и компания уже начала приглядываться к верблюжьему корму в зоопарке, автор со вздохом сказал своим друзьям: "Чем я вам помогу? Не этой же бесполезной теперь бумажонкой, которая не дороже обрывка газеты, раз все меняльные учреждения закрыты". И Аверченко достал из кармана случайно припасенную русскую сторублевку с портретом Екатерины II. "В Олимпию!" — вскричал один из его спутников. — "В Олимпию — в это царство женщин! Я знаю — там меняют всякие деньги!"
Компания тут же помчалась в злачное заведение "Олимпия", где свободно конвертировала свою сотню в достаточное количество франков.
Валютная биржа на Крещатике
Когда началась мировая война, валютной стабильности пришел конец. Деньги враждебных держав автоматически исчезли с рынка. Свободный обмен ассигнаций на золото был отменен, так что курс кредиток неотвратимо пополз вниз...
Но это были еще цветочки. После падения монархии в России Временное правительство вынуждено было вовсю включить печатный станок, выпуская не только мало-мальски внушительные на вид купюры, но и "фантики"-керенки. Рубли дешевели до неприличия.
А потом Украина стала ареной Гражданской войны, когда свою эмиссию затевали новые правительства, города, воинские части и т. п.
Необычная ситуация сложилась в Киеве в 1918 году в период правления гетмана Скоропадского, поддержанного немецкой армией. В это время сюда съехались состоятельные беженцы из советской России, привлеченные внешней стабильностью.
Многие готовились к эмиграции. Обмен валюты переместился на уличную биржу, которая действовала совершенно неприкрыто в самом центре города — на Крещатике, у здания Городской думы (не сохранилось).
Писатель Илья Эренбург рассказывал в автобиографической книге "Люди, годы, жизнь": "Возле Думы спекулянты предлагали желающим германские марки, австрийские кроны, фунты, доллары. Когда приходили известия о неудачах немцев во Франции, марки падали, а фунты подымались. Особенно привлекательными казались покупателям доллары; причем спекулянты, то ли чтобы проявить некоторую фантазию, то ли чтобы побольше заработать, делили доллары на различные категории, дороже всех расценивались те, что "с быками".
Только советская власть пыталась установить контроль над валютной торговлей. В марте 1919 года, когда большевики на несколько месяцев утвердились в Киеве, Наркомат финансов выпустил декрет о приеме Народным банком иностранной валюты "от всех правительственных и частных учреждений, а равно и от частных лиц без ограничения суммы".
Тем же декретом был установлен "впредь до отмены" курс наиболее популярных валют в пересчете на советские дензнаки. Так, за одну немецкую марку давали 50 копеек, за австрийскую крону — 35 копеек, за французский франк — 90 копеек, за швейцарский франк — 1 рубль, за американский доллар — 5 рублей, за английский фунт стерлингов — 23 рубля 50 копеек. Но этот курс весьма мало соответствовал реальной ценности совзнаков, так что валютные операции все равно по преимуществу производились на "черном рынке".
Фаворитами были гривны
События складывались так, что и без иностранной валюты киевский обменный рынок работал на полную мощность. Калейдоскоп властей и эмиссий привел к совершенной неразберихе в платежных средствах.
Юрист Алексей Гольденвейзер, ставший свидетелем всех этапов Гражданской войны, вспоминал о ситуации в 1920 году: "Даже для тех, кто имел деньги, вставал вопрос, те ли у него деньги, на которые можно что-либо купить. Валютный вопрос стал во время польской оккупации фантастически запутанным и острым".
В самом деле, в тогдашнем обращении встречались деньги советские, украинские, царские, керенские, белогвардейские, польские. Среди украинских, к примеру, различались гривны и карбованцы, среди царских — пятисотки, сотни и мелочь, среди керенок — двадцатки и сороковки. Изредка на рынке всплывали золотые монеты или серебряная мелочь.
"На каждый из этих сортов денег, — свидетельствовал Гольденвейзер, — был особый, притом изменчивый, курс. И цены каждого товара были изменчивы на каждый сорт валюты. Базарные торговки должны были стать профессорами математики, чтобы разобраться во всем этом финансовом лабиринте!
Курс денег варьировался по сословиям. Всеобщими фаворитами были гривны, царские и керенки-двадцатки. С карбованцами и сороковками в кармане можно было и не ходить на базар... Достать привилегированные сорта денег было, конечно, чрезвычайно трудно. Результатом бедности и валютной путаницы был всеобщий голод".
А потом советский режим установился окончательно, и государство мало-помалу прибрало к рукам все обращение зарубежных дензнаков и драгоценных металлов. Попытки частных лиц обойти госмонополию трактовались как спекуляция. Это было чревато суровым уголовным наказанием.
Последние запасы конвертируемой наличности на руках у населения "вымывались" при помощи спецмагазинов, торговавших заманчивыми дефицитными товарами за валюту — естественно, по курсу, выгодному для государства.
Сон или явь?
Попробуйте вообразить себе такую картину. По киевским магазинам лихорадочно снуют "челноки" из Германии и сметают с прилавков все подряд — от продуктов питания до электрических лампочек.
При этом немецкая валюта свободно продается и покупается на каждом углу по курсу от 60 до 75 копеек за 1 DM, не пользуясь у киевлян особенным спросом. Местные гривны для них гораздо привлекательнее. Нынешний читатель, быть может, подумает: "Приснится же такое".
А ведь это было наяву. Но, кажется, всего один раз за историю Киева, — в 1918-м, при гетмане Скоропадском. Тогда Германия уже терпела поражение в мировой войне, и немцы, оказавшиеся в Украине, стремились вывезти отсюда все мало-мальски ценное.
