Оптимистический апокалипсис
Из экономического кризиса и "арабской весны" самые далеко идущие выводы сделали художники, недвусмысленно заявив о гибели западной цивилизации. Однако развал системы вовсе не означает, что пришел конец искусству.
"Арт-рынок продолжает работать по инерции: все еще пишутся и выставляются на продажу большие полотна. Но, по сути, это уже потеряло смысл", — заявил выдающийся теоретик искусства Борис Гройс во время дискуссии накануне Arsenale 2012. Киев 23 мая присоединился к списку мировых культурных столиц благодаря открытию собственной биеннале современного искусства, которая продлится до конца июля.
Куратор выставки, международная знаменитость Дэвид Эллиотт, тонко прочувствовал настроения арт-сообщества, со дня на день ожидающего конца света, и вынес в заглавие Arsenale 2012 емко перефразированное выражение Чарльза Диккенса: "Прекрасное время, злосчастное время — возрождение и апокалипсис современного искусства". Но, несмотря на зловещее название, масштабная экспозиция, включающая новые работы 100 наиболее известных художников мирового contemporary art, далека от пессимизма — все участники проекта убеждены, что искусство будет существовать даже в постядерном обществе.
Картина конца мира
Размышления об апокалипсисе не зря стали ведущим трендом современного искусства — поводов для этого у художников накопилось предостаточно. Судя по экспозиции Arsenale 2012, выстроенной Дэвидом Эллиоттом как рассказ о ключевых цивилизационных провалах человечества, глобально художников волнуют три темы — экология, консьюмеризм и политика.
Все, что останется потомкам от нынешнего века, — это каменные джунгли мегаполисов с ржавыми громадами промзон (фото Бориса Михайлова), груды использованного и часто сломанного потребительского хлама (инсталляция китайского концептуалиста Сонг Донга) и во множестве работ — память о войнах, технологиях тоталитаризма и геноцидах, породивших смерть, неприкаянность и страх. Но рисуя эту безрадостную картину, художники далеки от пессимизма: одним из частых приемов стало обращение к истории катастроф ради иллюстрации того, через какие испытания пришлось пройти людям, но они все же выжили.
В частности, греческий представитель street-art Стелиос Фаитакис специально для Arsenale 2012 разрисовал в технике фрески два пролета выставочного зала, и в этом масштабном полотне показал одну из таких страниц украинской истории — пламя революции с большевиками и анархистами.
Как и прежде, современное искусство воздействует на публику методом "шоковой терапии", однако арсенал изобразительных средств, которые используют художники, уже изменился. Мало-помалу отходят в прошлое чисто физиологические приемы (за которые contemporary art неизменно обвиняют в антидуховности).
Как выразился художник Джейк Чепмен, главный специалист по шоку, "такие материалы, как фекалии, уже исчерпали свой ресурс и не способны шокировать публику. Теперь необходимо перейти к элементам шока другого уровня". И действительно, художники перестали "бить" по инстинктам, вызывая реальный шок вместо эстетического, а апеллируют к разуму, памяти, чувствам — словом, возвращают искусству его изначальные качества. Но, как и прежде, contemporary art далек от классического холста и масла — его представители используют широкий спектр материалов, от старой бытовой техники и до цифровых технологий.
Развал в крупных формах
Еще до этой весны биеннале казались несокрушимой твердыней системы арт-институций, являясь одной из немногих независимых и при этом масштабных площадок, где можно было увидеть современное искусство во всем его многообразии. В частности, среди основоположных правил этих выставок — максимальная свобода куратора (обычно знаменитой личности в мире искусства) в формулировании темы и отборе работ для экспозиции, а также принципиально некоммерческий характер биеннале — художникам за участие не платят и выставленные картины не продают.
Эти установки позволили биеннале завоевать высокую репутацию и стать брендом как на арт-рынке (отметка об участии в биеннале отлично повышает рыночную стоимость работ), так и среди художников. Доказательством тому является тот факт, что только благодаря формату биеннале в Киеве показаны работы несомненных звезд contemporary art (в том числе Ай Вэйвэя, братьев Чепмен и Луиз Буржуа), которые при других обстоятельствах вряд ли доехали бы до нашей столицы, и уж точно мировые знаменитости не стали бы специально для обычной киевской выставки создавать скульптуру или инсталляции.
Но в глазах арт-сообщества высокий статус биеннале их же и губит, потому что в своем развитии они идут по пути укрупнения и расширения — проекты становятся все масштабнее и медийно громче, и "размножаются", как грибы после дождя. С особенным энтузиазмом за организацию биеннале взялась Азия — параллельно с подготовкой Arsenale 2012 Дэвид Эллиотт работает над подобными проектами в Гонконге и в континентальном Китае.
Теперь биеннале легко спутать с крупными коммерческими арт-выставками, превратившимися в транснациональные корпорации. Так, в начале мая MCH Group, владелец крупнейшей ярмарки искусства Art Basel, купил контрольный пакет акций гонконгской коммерческой выставки Art HK и имеет уже два крупных филиала — в Азии и США.
Кроме того, с биеннале сыграла злую шутку пресловутая свобода кураторов, большинство из которых работают со "своими" художниками, перевозя их с одного мероприятия на другое, либо отдают предпочтение соотечественникам. Собственно, это и стало поводом для скандала вокруг биеннале — но отнюдь не в Киеве, а в Берлине, где с 27 апреля и по 1 июля проходит выставка современного искусства.
Ее кураторы, поляки Артур Жмиевски и Йоанна Варжа, заполнили выставочные залы преимущественно работами своих земляков. За столь однобокий подход сразу же биеннале была раскритикована, несмотря на доселе самый высокий авторитет берлинского мероприятия. Более того, кураторы (в том числе Дэвид Эллиотт, Екатерина Деготь и Катерина Грегос) в один голос заговорили о провале Berlin Biennale из-за возвращения национализма — вопреки тому, что два года назад организаторы биеннале по всему миру отказались от формата национальных павильонов из-за их нетолерантности.
Чем торгуем
Какими бы прогрессивными ни считались биеннале, но ни они, ни тем более арт-рынок не в состоянии "переварить" наиболее экспериментальные и авангардные направления современного искусства. Художественная жизнь бьет ключом — за последний год на смену street-art, основательно утвердившемуся в галереях и музеях (подробнее — см. "Street-фарт", "ВД" №11(301), 2011 г.), пришел художественный активизм, точнее снова (после 1970-х и 1990-х) выдвинулся на авансцену contemporary art. Этот жанр получил статус наиболее радикального из-за социально-политической тематики, категоричного (чаще всего левого) дискурса и экспериментальных форм реализации.
Представители художественного активизма проводят перформансы и флеш-мобы на городских улицах, более или менее креативно привлекают внимание общественности к наболевшим проблемам. Широкое распространение активизм приобрел, в частности, в России, где для таких художественных группировок, как "Война" и "Что делать?" находится богатая натура.
Феномен художественного активизма стал объектом оживленной дискуссии среди арт-критиков, участники которой пытаются понять, вредом или благом является его идеологическая ангажированность, сколько в активизме искусства, и, самое главное, что, собственно, остается от такого жанра. Ориентированное на сохранение и музеефикацию искусства, европейское арт-сообщество интенсивно задается вопросом: а что же является предметом искусства в случае активистских перформансов? Ведь сама акция, в которой участвуют художники, длится недолго, и все, что от него остается — это фото или видео, чаще всего любительское, которое само по себе художественной ценности не имеет, поэтому в музей его не вывесишь.
Тот же вопрос об отсутствии художественной ценности очень актуален и для торговцев искусством. Как ни крути, а художественный активизм очень неудобен для продаж, и не столько из-за его леворадикальной риторики, сколько из-за отсутствия предмета, который покупатель может "подержать в руках" и повесить у себя на кухне.
Попытки "обуздать стихию" и привести художников-активистов в парадные залы крупных мероприятий пока не увенчиваются успехом. Впрочем, есть немало примеров, когда в историю искусства вошли как раз те люди, которые при жизни в выставках не участвовали и в галереях не продавались.
