Под стук колес
В советских поездах нередко случались "двойники" на одно место, в вагонах пассажиры обязательно ели, а на использованном постельном белье проводники делали неплохой бизнес.
Недавно пожилая пассажирка "Укрзализныци" сокрушалась: — Решила в вагоне поужинать и вдруг обнаружила, что забыла дома соль. Пошла по вагону — попросить у кого-то. И что вы думаете? Никто не ест… Все сидят в наушниках или пялятся в эти ноутбуки. Вот раньше ездили — красота!.. В каждом купе едят, общаются…
Билет от руки
В советские времена ездили иначе. Поездка начиналась с посадки, а посадка начиналась со штурма вагона. Особенно в летний период. Сесть успеют все, однако опытный пассажир знал — возможен "двойник".
То есть на его полку может предъявить права (и билет) другой человек. Ведь в те времена продажа билетов осуществлялась без помощи компьютеров. Кассирша заполняла бланк от руки — шариковой ручкой. Случались накладки: на одно и то же место продавали два билета. Реже — три.
"Двойные билеты" — это гарантированный скандал в вагоне. Каждый из претендентов доказывает, что именно он является единственным законным владельцем оспариваемой полки. Крик, шум, выяснение отношений. Аргументы и контраргументы сторон довольно быстро исчерпываются, ситуация заходит в тупик. Тот, кто пришел первым, не собирается уступать место. Тот, кто пришел вторым, зовет проводника.
Проводник еще раз внимательно проверяет билеты. А затем вступает в силу неписаное правило: пассажир, пришедший раньше, имеет приоритетное право на данную полку. Вот потому при посадке и брали штурмом вагон — занять место раньше.
У "штурмовиков" были свои тактики. Например, глава семьи прорывался первым и занимал места, а жена с маленькими детьми заходила позже, когда боевые действия у вагона уже заканчивались. Иногда в роли "группы захвата" выступал старший сын.
Впрочем, нередко "двойные билеты" оказывались не результатом досадной ошибки, а сознательным маневром. Представьте, хорошему человеку необходимо ехать "на юга" в определенные сроки. А билетов на эти дни нет.
Знакомая кассирша находит выход: продает билет на уже проданное место, и при этом сразу предупреждает, что билет "двойной" и надо занять место первым.
Ну а что делать проводнику с "двойниками", пришедшими позже? Ведь у них тоже билеты! Люди заплатили деньги и имеют полное право ехать. Где их разместить? Хорошо, если в вагоне имеются свободные места — "лишние" будут определены туда. А если таких мест нет? Тогда к процессу подключался начальник поезда. Иногда удавалось "двойника" пристроить на равноценное место в соседнем вагоне. Но случалось, что пассажиров размещали в купе проводника.
Рубль пишем — три в уме
Вагон — это лотерея. Если попадется новенький, из ГДР, обитый внутри светло-серым пластиком в мелкую клетку, считай, крупно повезло. Такими вагонами комплектовали, как правило, скорые поезда. Особенно на Москву. К комфортным вагонам "прилагались" и вышколенные проводники.
Если путь был в ином направлении, шансы на комфорт уменьшались. Например, поезда, курсировавшие между областными центрами, нередко комплектовались из старых советских вагонов. В них не всегда закрывались окна, салфетка на столе могла быть не первой свежести, а посещение туалета становилось серьезным моральным испытанием. О наличии туалетной бумаги вопрос вообще не стоял — такой продукт в 1970-е являлся "острейшим дефицитом".
Самые экстремальные поездки — в летних дополнительных поездах, направлявшихся на юг. Они формировались из списанных вагонов, наскоро отремонтированных в депо. Люди в шутку называли их "столыпинскими", хотя вагоны были, судя по всему, послевоенного выпуска.
"Столыпинские" отличались жесткими деревянными полками и немытыми отсеками для багажа. Но главная беда — в них отовсюду дуло. Во-первых, не всегда закрывалось окно в купе, так что пассажиру, чья полка находилась с подветренной стороны, ночью так сквозило, что к утру человек уже был "готов".
Во-вторых, не всегда плотно закрывалась дверь от купе. Мало того, что это небезопасно (ходили слухи, будто ночью по вагонам снуют темные личности и обворовывают пассажиров), так еще и чревато заболеванием — если в коридоре кто-то открыл окно, то в щель от неплотно закрытой двери могло прилично надуть.
После того как поезд трогался, проводник собирал у пассажиров билеты, а заодно — по рублю за постель. (Вот это "по рублю" становилось вечной головной болью командировочных. Ведь им надо отчитаться за каждую потраченную копейку, а проводники далеко не всегда имели бланки соответствующих квитанций.)
Постель, которую затем получали пассажиры (она не была упакована, как нынче), стала в 1970-е годы притчей во языцех. Дело в том, что на этих постелях — вечно влажных и подозрительно серых — проводники делали неплохой бизнес.
Завершив поездку, проводник обязан был сдать: использованную постель — в железнодорожную прачечную, а полученный рубль — начальнику поезда. Реально он использованную постель не сдавал. Самостоятельно стирал ее кустарным способом, а затем на скорую руку сушил под собственным матрасом. Понятно, быстро высушить 36 комплектов постельного белья (а если плацкартный вагон — 54) довольно сложно. Поэтому оно оказывалось влажным. Иногда настолько, что вспыхивали конфликты с пассажирами.
Зато проводник вместо рубля, учтенного в официальной отчетности, умудрялся выжимать с нелегального оборота каждого комплекта белья по два-три рубля. Из этих доходов, впрочем, следовало отстегнуть начальнику поезда, с чьего ведома все это происходило.
Некоторые пассажиры, зная качество железнодорожного белья, запасались собственным — брали в дорогу простыню, наволочку, пододеяльник. Это и с гигиенической точки зрения выгоднее, и рубль платить не надо. Раскатывали матрас, стелили свое чистое белье и спали относительно комфортно. Проводники придумали, как с этим бороться. "Раз вам не нужна постель, — бесцеремонно заявляли "халявщику", — то вам не нужен и матрас".
И демонстративно уносили "лишний" матрас в свое купе. А без матраса как поспишь на жесткой деревянной полке? Приходилось идти к проводнику и "договариваться". Результат зависел от красноречия пассажира и степени жадности проводника.
Сели — поели
Советские пассажиры не могли отказать себе в удовольствии "принять пищу" под стук колес. Таков тогдашний стереотип: сели в поезд, развернули пакеты (наиболее обстоятельные — открыли кастрюльки) и принялись жевать. Даже если ехать недолго.
Наверное, этот обычай тянулся еще с досоветских времен, когда поезда ходили медленно, ежечасно делая остановки для очистки топки, поэтому путешествие даже на небольшое расстояние растягивалось надолго.
Если пассажир явился в вагон без съестных припасов, соседи по купе посмотрят на него сочувственно (или совсем уж неимущий, или что-то случилось у человека) и обязательно предложат присоединиться к трапезе.
Правда, редко какая из них в вагоне проходила "всухую". Из объемистых портфелей извлекались емкости с самогоном (реже с водкой, никогда — с вином).
Но даже если пассажиру и удавалось проявить упорство и чудеса дипломатии, чтобы избежать участия в трапезе, ему все равно приходилось "наслаждаться" этим процессом. Ведь по странной закономерности люди приносили в вагоны блюда повышенной пахучести.
Чесночно-луковые и прочие запахи разливались по всему купе, а иногда за его пределы. Из соседних купе — по бартеру — долетали другие впечатляющие ароматы…
Крепкий градус напитков быстро развязывал языки. Участники трапезы говорили много и громко. После 21 или 22 часов утихомиривать эту публику придется с помощью проводника. Слегка обиженные, соседи по купе улягутся спать, мощным храпом окончательно ставя крест на робких попытках все же вникнуть в смысл книги или конспекта.
Еще один распространенный вагонный жанр — исповедь перед незнакомым человеком. Мол, больше мы никогда не увидимся, поэтому поведаю всю правду о своей горькой судьбинушке.
Вообще, в 1970-е, когда никто еще не задумывался о важности защиты персональных данных, считалось нормой подробно рассказывать о себе попутчикам. И расспрашивать тоже. Совсем как в песне, которую пела под гитару Барбара Брыльска в комедии Эльдара Рязанова: "Начнет выпытывать купе курящее// про мое прошлое и настоящее…".
Задолго до прибытия в пункт назначения проводник шел по вагону и громко требовал: "Сдаем белье!" Тогдашним пассажирам было невдомек, что в их обязанности не входит собирать постель и что пользоваться ею они имеют право вплоть до остановки поезда.
Зато проводник был заинтересован в том, чтобы уже за два часа до прибытия все белье поступило в его распоряжение. За оставшееся время в пути он успевал рассортировать его, чтобы не тратить на это драгоценное время по прибытии поезда, когда ему придется в темпе стирать и сушить постельное белье.
