• USD 39.2
  • EUR 42.4
  • GBP 49.6
Спецпроекты

Тривиальное чтиво

В XIX веке интерес публики вызывали преимущественно беллетристика и бульварные романы, спрос на которые помогал издателям сколотить миллионные состоян
Реклама на dsnews.ua

В XIX веке интерес публики вызывали преимущественно беллетристика и бульварные романы, спрос на которые помогал издателям сколотить миллионные состояния.

Книжный репертуар в начале XIX в. был довольно пестрым — от роскошных малотиражных произведений искусств для состоятельных особ и библиофилов до копеечных книжонок в виде выпусков-тетрадок. При этом даже в кругу многих знатных семей библиотеки заводили для "галочки" и книг совсем не читали (что было на руку смекалистым лакеям, таскавшим чтиво на рынки).

Отечественное книготорговое дело долгое время приносило крайне скромные доходы, не позволяя выплачивать приличный гонорар авторам. К тому же право на деньги за литературный труд вызывал в обществе скептицизм, а плата за стихи вообще приравнивалось к святотатству! Первым, кто рассеял это пред­­убеждение, стал Александр Пушкин. "Пишу для себя, а печатаю для денег", — сознавался мэтр, получая 10 рублей за стих.

Охота на буквы

Настоящие бестселлеры 1830-40 гг. — "Мертвые души" Николая Гоголя и "Евгений Онегин" Александра Пушкина. После смерти поэта весь тираж поэмы, рассчитанный на реализацию в течение года, был распродан за рекордные семь дней. А вот "Герой нашего времени" Михаила Лермонтова остался без внимания публики — ведь в фаворе были, в основном, занимательные сюжеты.

В мелких лавках для невзыскательных потребителей нередко встречались сочинения какого-нибудь классика, переделанные составителем для большей эффектности, чтобы получить гонорар. Так, повесть Гоголя "Вий", изрядно перекроенная, была издана под названием "Страшная красавица, или Три ночи у гроба". Мистические названия типа "Пещера в лесу, или Труп мертвеца", "Портрет девушки-зверя" неизменно обращали на себя внимание.

Один литературный обозреватель сетует на появление множества "исчадий спекуляций" в "безобразном переводе" и жалуется на отсутствие интереса со стороны читающей аудитории к серьезным трудам, делая неутешительный вывод: "Изданий же, заслуживающих внимания публики, вышло весьма немного, вследствие ничтожного на них запроса". И вправду, найти философские работы Артура Шопенгауэра или Георга Гегеля среди книг по астрологии, самолечебников и бульварщины авторов-"одно­дневок", было весьма проблематично.

Реклама на dsnews.ua

Даже роману Виктора Гюго "Человек, который смеется" было не угнаться за пятитысячными тиражами произведений "Смешной случай", "Два туза и пиковая дама" Миши Евстигнеева, кумира городских рынков и базаров.

Блеск и простота столичной книги

Центрами книготорговли были Москва и Петербург, где на главных улицах располагались крупные магазины с "богатыми шкапами, с картинами за стеклом, с книгами в переплетах рококо, с раздушенными и разряженными в пух франтами-приказчиками". В стенах таких пассажей продавали французскую, немецкую и английскую литературу и рядом нередко открывали читальню.

Магазины Киева с внушительным выбором мировых классиков во второй половине XІX в. по масштабу не уступали столичным. Коммерческим успехом пользовалось заведение московского купца Степана Литова на Крещатике. В просторном зале со стеклянными витринами можно было найти литературу любого жанра. Изящные книги в кожаных переплетах на дорогой бумаге, с крупным шрифтом, покрытые украшениями лучших художников, были рассчитаны на богатого покупателя, готового выложить за такое великолепие до 30 рублей.

Успешный бизнес на дорого­стоящих альбомах с настоящими фотоотпечатками и роскошных серийных сборниках делал петербургский издатель Маврикий Вольф, получивший статус "первого русского книжного миллионера". Его магазины отличались огромным подбором различных книг на любой вкус, что помогало Вольфу четко отслеживать читательский спрос и получать стабильный доход.

Но большей частью обогащаться издатели предпочитали на счет доступной для народа печати. Классиками в дешевом компактном исполнении торговали лавки Южно-Русского книгоиздательства Франца Иогансона на Крещатике и Прорезной.

Стоившие от 6 до 25-30 копе­­ек произведения А. Куприна, М. Горького, Ги де Мопассана или Г. Ибсена, пользовались немалым спросом у среднего класса и интеллигенции. Годовой оборот фирмы составлял внушительную по тем временам цифру — чуть менее 200 тыс. рублей.

Городская улица предпочитала рассказы и повести из народного быта, книги авантюристического и даже порнографического содержания, в глубинке тысячными тиражами расходились всяческие сонники, оракулы и календари. На поток выпуск народной продукции поставил выходец из крестьян, москвич Иван Сытин, державший самые крупные издательские картели и выпускавший популярнейшую общенациональную газету "Русское слово".

Типографии Сытина в начале ХХ века с первоклассной техникой производили в год более 50 млн сюжетных картин с портретами вельмож или иллюстрациями к сказкам и песням, а также 6 млн народных календарей-справочников с маленькими статьями об известных личностях и советами по пчеловодству, медицине или сельскому хозяйству. Каждая четвертая книга в стране рождалась в стенах сытинских типографий.

Тут печатались все: классики и современники, монархисты и большевики. Книга стала доступной для самых широких масс. Обороты фирмы в 1911 г. перевалили за 11 млн рублей, практически вся книжная и писчебумажная отрасль легла к ногам бывшего крестьянина. Представительства были открыты во всех крупных городах, включая Киев и Одессу.

В целом, воротилы книжного бизнеса были людьми уважаемыми и нередко занимали муниципальные должности. Накануне революции большая часть издательств принадлежала к категории крупных с годовым оборотом не менее 20 тыс. рублей, а рынок был поделен между производителями книг, имевшими свои "сферы влияния". Классиков издавал Ф. Маркс в приложении к еженедельному семейному журналу "Нива", выходившему неслыханным тиражом в 250 тыс. экземпляров.

В довесок издатель располагал самой крупной типографией. Приключения закрепились за П. Сойкиным, который славился своей серийной беллетристикой и смог успешно наладить выпуск книг, журналов и словарей уже в советское время. Отмечен после революции был тот же медиамагнат Сытин.

К моменту Октябрьского переворота капитал печатного олигарха составлял около 5 млн руб. За материальную помощь большевикам и заслуги в просвещении народа он стал первым персональным пенсионером Страны Советов.

Читают все

Несмотря на то что книжные аппетиты киевлян в начале XIX в. удовлетворяли полусотня магазинов, множество лавок и мелких торговцев, свою активность развернули и библиотеки (будучи долгое время частными заведениями). Так, 50 копеек стоил абонемент в просторный читальный зал при книготорговой фирме, принадлежавшей польскому семейству Идзиковских по улице Крещатик, 29.

А недалеко от Почтовой площади на Подоле функционировала букинистическая лавка П. Должикова, где располагался кабинет древностей и библиотека с немалой платой в полтора рубля.

На обустройство первой Публичной библиотеки (сегодня — Парламентская библиотека по ул. Грушевского) горожане своими силами собрали треть средств и впоследствии охотно жертвовали книги, журналы и брошюры из собственных закромов в ее фонды. В 1896 г. читатели, "являющиеся как для научных занятий, так равно и для мимолетного чтения газет", подарили заведению литературы почти на 900 рублей.

Бесплатно приобщиться к мировой классике в стенах читальни могли студенты университета св. Владимира, Политехнического института и учительницы киевских училищ. Остальные вносили плату: 2 копейки за разовое посещение или 10 копеек на день. Число платных билетов доходило до 16 тыс. в год. Наиболее платежеспособная публика из числа подписчиков — купцы, дворяне, врачи, чиновники и мещане.

В отчете библиотеки первое место среди требуемых книг в дореволюционный период занимает Л. Толстой, далее следуют А. Островский и А. Чехов, а вот Ф. Достоевский с его запутанными сюжетами пользовался небольшим спросом. Из зарубежного чтива киевлянам по нраву пришлись Э. Золя, У. Шекспир, А. Дюма, В. Гюго, М. Твен и Ч. Диккенс. Приходили и за периодикой, подписная цена на которую была довольно высокой. Годовая плата на популярные издания "Киевлянин" и "Киевское слово" составляла 10-12 рублей, уступая лишь "Санкт-Петербургским ведомостям".

Особая книжная жизнь кипела на "толкучках". На Подольском рынке у фонтана хорошо шло примитивное чтиво, на Еврейском базаре и Бессарабке — истории о похождениях знаменитых сыщиков, в частности Шерлока Холмса. Ошалевшему от звуков шарманки, гула и толчеи, покупателю нередко спихивали подделку.

При отсутствии ряда страниц в книге продавцы ловко восполняли их листами из других изданий или вовсе подменяли титульную страницу, подсовывая второсортное издание. Собирателям древностей также зачастую сбавляли липовый антиквариат, где автографы ставились одним росчерком предприимчивых "умельцев". Однако перечень книг был крайне разнообразен, цены существенно отличались от магазинных, и толкучки посещали все — от известных литераторов до ремесленников.

Стоимость издания часто определялась "на глаз" — при виде платежеспособного клиента такса возрастала в разы. Неудивительно, что букинистический промысел считался не очень почетным занятием. А самих букинистов приравнивали к молочным торгашам и "хламовщикам".

Отмена крепостного права

Отмена крепостного права дала толчок распространению грамотности. Соответственно, выросла потребность в книгах. Так, до освобождения крестьян, в 1854 году, в императорскую публичную библиотеку поступило всего 1 тысяча сочинений и 2098 томов. Тогда как в 1884-м количество книг увеличилось до 10 478 сочинений и 12 250 томов.

    Реклама на dsnews.ua