Молчание львовят
Только юному театралу, заклеившему обои в своей детской комнате изображениями звезд подмостков, которые в самых соблазнительных позах красуются перед фотокамерами, может в светлых, еще не потревоженных поллюциями детских снах присниться, как все это здорово и вечно: и блещущая огнями и фейерверками сцена, и тысячи поклонников, забрасывающих артиста букетами свежих нарциссов, и жадные до сплетен репортеры, сующие в гримерку свои удлиненные от снедающего их бульварные души любопытства носы.
Но на самом деле жизнь актера неизбежно разделена на несколько периодов. Вначале ты полон сил, иллюзий и надежд на славу, зубришь роли и оттачиваешь танцевальные па, затем (если подфартит) пожинаешь плоды известности и глядишь со сцены на возбужденную толпу, готовую реагировать на каждую дурацкую шутку благодарным хохотом. Ну а потом — прощайте дворцы и правительственные вечера для министерских жен. Ты еще поешь по утрам в ванной, чувствуя избыток оптимизма, и думаешь о расширении репертуара, но вдруг исчезают куда-то странные личности с липкими ладошками и званием "продюсер", еще вчера заглядывавшие в рот и приносившие по первому зову чашку чая с имбирным печеньем. Потом удачливые коллеги, снисходительно похлопывая по плечу, неискренне утешают, объясняя причину твоего вылета из труппы улучшением вкусов публики. И вскоре вышедшему в тираж актеру остается лишь ездить по разномастным Пырловкам с шефскими концертами, украшая своим когда-то звонким именем написанные от руки объявления на покосившихся дверях сельских клубов. А после исполнения одного из своих самых ударных монологов перед доярками, сложившими на груди свои мозолистые, натруженные руки, услышать жиденькие аплодисменты, спрятать в дипломат завернутую в газету врученную в качестве гонорара куриную тушку и, допивая свои дежурные 250 грамм, уже в полусне недоуменно шептать: "Полная деградация вкусов... В том году было куда больше понимания".
Сложности с репертуаром, а главное — с пониманием неожиданно настигли и Виктора Ющенко. И что обидно — как раз во Львове, где его спичи ранее неизменно имели громовой успех и заканчивались многочасовым скандированием фамилии и народными гуляниями. Теперь же ни интонационные паузы, ни очередное причисление многотысячного собрания к числу своих друзей, ни любовно подобранные умниками из Секретариата примеры из мировой истории — ничто не вызвало ожидаемого эффекта. Публика молчала, а клакеры с музыкальным сопровождением подоспели лишь к концу сеанса связи с народом. Виктор Андреевич, конечно, держался молодцом. Виду не подал, речь до конца исполнил (зря, что ли, готовился), и только мокрый от пота платок, которым под вопросительным взглядом ответственного за кадры добрейшего Романа Безсмертного обтирал бритую голову губернатор Олийнык, свидетельствовал: будут что-то менять. Если не репертуар, то наверняка работников сцены.
