Царские пенсионеры
В начале ХХ века не было единого пенсионного возраста и "работающих пенсионеров", а пенсии высших чиновников империи могли в сотни раз превышать максимальную пенсию "простых" людей.
Если в СССР действовал принцип "кто не работает — тот не ест", а к тунеядцам применяли статью Уголовного кодекса, то в Российской империи никого работать не заставляли. Человек, являвшийся обладателем ценных бумаг или значительного наследства, как правило, игнорировал государственную службу. Правда, и на пенсию он тоже рассчитывать не мог.
Оппозиционерам ничего не светило
Пенсия обычного человека состояла из двух слагаемых. Во-первых, государственная пенсия "за долговременную беспорочную службу" (а в случае вынужденного досрочного ухода с работы по состоянию здоровья — пенсия по болезни).
Во-вторых, "эмеритуры". Так называли пожизненные выплаты отдельных ведомств своим пенсионерам из кассы взаимопомощи (при условии, что человек отчислял в эту кассу взносы на протяжении минимум 10 лет). Размер эмеритуры порой не уступал размеру государственной пенсии.
Единого для всех возраста выхода на пенсию не было. Каждый сам решал, когда ему отправляться на заслуженный отдых. Однако чтобы получать пенсию в размере 100% своей зарплаты (тогда говорили: "получить полный оклад"), следовало проработать суммарно не менее 35 лет. Работники, прослужившие 25 и более лет, имели право на "половину оклада".
Ну а если человек становился пенсионером досрочно по состоянию здоровья? В этом случае ему предоставлялись льготы. Право на максимальную пенсию он получал при выслуге 30 и более лет.
Стаж от 20 лет обеспечивал 2/3 оклада, а от 10 лет — треть. Если болезнь не позволяла человеку не только работать, но даже ухаживать за собой, то "полный оклад" полагался ему уже после 20 лет работы, 2/3 — при выслуге не менее 10 лет, а треть — при наличии трудового стажа хотя бы пять лет.
Впрочем, помимо трудового стажа требовалось наличие еще одного принципиального условия: служба на протяжении всех лет должна была быть "беспорочной". Уволенному "по статье" отработанные годы не засчитывались в пенсионный стаж. Не полагалась пенсия и лицам, отмотавшим срок по уголовным делам.
В их число включались и представители политической оппозиции — от народовольцев до большевиков, — приговоренные к разным видам наказания. Действительно, зачем идейным борцам с "режимом" находиться на его же содержании? Так что ни Ленину, ни Сталину, ни прочим их соратникам, осужденным по многочисленным уголовным статьям, государственная пенсия не светила. Терять им действительно было нечего…
Уволенный "по статье" мог устроиться на другую работу и там заслужить пенсию. Правда, отсчет выслуги лет начинался с нуля. А вот гражданин, имевший проблемы с уголовным кодексом, не мог вернуть утраченные пенсионные права — исключение для него мог сделать только государь император.
Однако прошение на имя главы государства следовало подавать не сразу по отбытии наказания, а хотя бы после трех лет "беспорочной службы". Этот минимальный стаж служил своеобразным свидетельством того, что вчерашний правонарушитель стал на путь исправления и, следовательно, может быть прощен.
Если монарх давал согласие, в послужной список недавнего острожника делалась запись о том, что отбытое им наказание "не является препятствием к назначению пенсии". В пенсионный стаж, понятно, засчитывалась только служба, начатая после освобождения из мест лишения свободы.
Пенсии не пересчитывались
Нередко работник по собственной инициативе прерывал трудовую деятельность. Например, планировал годик-другой расслабиться в имении либо подлечиться на водах в Баден-Бадене. В этом случае он увольнялся "по добровольному желанию" без просьбы о пенсии.
Но случалось и по-другому: человек уволился, уехал в поместье, рассчитывая впоследствии продолжить службу, а в деревне увлекся сельским хозяйством (это было модно) —
и настолько загорелся, что решил посвятить этому делу всю оставшуюся жизнь. В подобных случаях прошение о пенсии подавалось позднее заявления об отставке — и, естественно, удовлетворялось (если для того, конечно, имелись основания).
Вот только пенсия назначалась не со дня увольнения с работы, а со дня подачи просьбы.
Итак, на стол начальника легло прошение подчиненного об отставке и пенсии. К этой бумаге шеф прилагал все необходимые документы и в месячный срок отправлял их в Петербург, в вышестоящее министерство. Там вопрос решал не кто-нибудь, а лично министр. Подписав заявление, он ставил в известность о новых расходах министра финансов — заметьте, персонально главу ведомства!
В особых случаях, когда выходящего в отставку человека требовалось поощрить надбавкой к пенсии, отраслевой министр вносил предложения в Кабинет министров, после чего окончательное решение принимал лично император.
Затем распоряжение о назначении пенсии отправлялось в департамент государственного казначейства, где велась особая книга с перечнем всех назначенных пенсий и единовременных пособий. Ну а выдача денег производилась из местного казначейства согласно местожительства пенсионера (в Киеве — в здании Присутственных мест на Софийской пл. с 10 до 14 часов). Если в течение двух лет человек не получал свою пенсию, ее начисление прекращалось.
Размер назначенной пенсии обжалованию не подлежал — суммы не пересчитывались. Но в случае, если пенсионер оказывался под следствием за дела, ранее совершенные по службе, ему выплачивалась лишь половина суммы. Вторая ее часть выдавалась только в том случае, если суд выносил оправдательный приговор.
Лишить человека пенсии можно было в двух случаях: если он стригся в монахи или, выехав за рубеж, становился невозвращенцем. А вот смерть пенсионера не являлась основанием для прекращения выплат: получателями становилась вдова (пожизненно) и дети (сыновья — до 17 лет, дочери — до замужества либо достижения 21 года).
А вот если пенсионер решал вновь выйти на работу, он терял пенсию. Согласно закону, одновременно получать и зарплату, и пенсию запрещалось — советский феномен "работающего пенсионера" еще не был известен. Продолжать трудовую деятельность человек мог ровно столько, сколько сам считал нужным и возможным. По окончании службы размер пенсии исчислялся заново — как правило, новая цифра за счет увеличившегося стажа была больше первоначальной.
"Не подлежат… никаким правилам"
Помимо обычных пенсионеров, сто лет назад имелись и привилегированные — члены Государственного совета, министры и другие чиновники, назначаемые императором. Они не подчинялись общему пенсионному законодательству.
В статье54 "Свода законов" говорилось: пенсии политических небожителей "не подлежат, относительно размера их, никаким правилам". Сумму в каждом конкретном случае определял лично глава государства, подписывая соответствующее Высочайшее повеление.
Если обычная пенсия не превышала 1143 руб. 60 коп. в год (после всех вычетов человек получал на руки 1120 руб. 83 коп.), то пенсии "тяжеловесов" могли быть пяти- и даже шестизначными. Например, Сергею Витте, оставившему пост премьер-министра по собственному желанию в апреле 1906-го, Николай II назначил в виде единовременного пособия 200 тыс. рублей. А уж какой пенсионной цифрой император отметил его действительно выдающиеся заслуги в области экономики, биографы Сергея Юльевича почему-то умалчивают…
Подобные же "ненормированные" пенсии назначались в ручном режиме и чиновникам Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Также вне правил были пенсии лиц, имевших "особенно важные заслуги" перед Отечеством, — видных дипломатов, разведчиков, агентов спецслужб, финансистов, акул военно-промышленного комплекса и других.
Особые пенсионные правила применялись и в придворном ведомстве. Дело в том, что трудовые усилия тамошних служащих вознаграждались не жалованьем, как везде, а "содержанием". В него включались, помимо собственно оклада, разного рода привилегии в виде квартирных (аренда жилья) и столовых денег, бесплатного транспортного обеспечения и многе другое. Поэтому и на заслуженном отдыхе чиновники придворного ведомства никак не могли обойтись без привилегий, к которым привыкли за годы службы.
В цифрах это выглядело следующим образом. Чиновник, проработавший в придворном ведомстве 15 лет, получал право на пенсию в размере трети жалованья, прослуживший 20 лет — в объеме 50%, а 25 лет — 2/3. "Полный оклад" выплачивался после трех десятилетий службы. А затем начиналось самое приятное.
В то время как "среднестатистический" чиновник империи, верой и правдой отпахав 35 лет, зарабатывал пенсию в размере 100% зарплаты, "придворный" ветеран за тот же стаж получал все жалованье плюс треть содержания. Через пять лет содержание увеличивалось до половины, а еще спустя пятилетку — до 2/3 (при сохранении, разумеется, полного жалованья).
За "50 лет в строю" государство предоставляло "полный оклад" и все содержание. Это была роскошь, которая в провинции не снилась не только пенсионерам, но и подавляющему большинству работающих чиновников.
Пользовались привилегиями и вузовские преподаватели — но не все. Так, профессура Киевского университета, а также Московского, Петербургского, Харьковского, Казанского и Новороссийского (так назывался Одесский университет) после 25-летней выслуги получала пенсию в размере полного жалованья, а при стаже 30 лет — полное "содержание". На пенсию в размере половины жалованья университетский профессор мог рассчитывать, отработав 20 лет.
А вот преподавательский состав Киевского политехнического института, как и других высших технических учебных заведений, подобными льготами не был наделен.
И, наконец, самое любопытное. "Прошения об увольнении, — гласил закон, — подлежат гербовому сбору". Представьте, отставка (с пенсией или без) для самого увольняющегося была мероприятием платным! Словом, уплачиваешь 75 коп. (между прочим, стоимость 3 кг сахарного песка) — и свободен.
