Финансы и кредит Киевской Руси
Писатель-историк Николай Карамзин на рубеже ХVIII-ХIХ вв. попытался объяснить, почему ставки по кредитам, выдававшимся древнерусскими заимодавцами своей клиентуре, как правило, "зашкаливали" (что благоприятствовало неправедному обогащению). Вывод классика предельно прост: мало денег в обращении — процент высок, много — соответственно, низок. В Киевской Руси, по мнению Карамзина, денег было мало. "В землях, где торговля, художества и промышленность цветут с давних времен, деньги теряют цену от своего множества, — писал Карамзин. — В Голландии, в Англии заимодавцы довольствуются самым малым прибытком; но в странах, подобно древней России, богатых только грубыми естественными произведениями (т.е. натуральным сырьем. — Авт.), а не монетою — в странах, где первобытная дикость нравов уже смягчается навыками гражданскими; где новая внутренняя и внешняя торговля знакомит с выгодами роскоши — деньги имеют высокую цену, и лихоимство пользуется их редкостью".
Непростые правовые и экономические условия в Киевской Руси проецировались и на древнерусское кредитно-финансовое право — оно совершенствовалось на протяжении целого столетия. В былые смутные времена (как и нынче) недобросовестные должники, невзирая ни на какие законы, пытались перехитрить своих кредиторов, а то и просто "разобраться" с ними. Власть же, учитывая общественное мнение, разнообразными методами пыталась устранять беспорядок в денежно-кредитной системе Древней Руси.
В первом варианте свода древнерусского законодательства "Русской Правды" — так называемой новгородской "Краткой Правде" 1016 г., составленной под руководством князя Ярослава Владимировича (будущего киевского князя Ярослава Мудрого),— все кредитные вопросы решались в одной-единственной коротенькой статье: "Если кто будет искать на другом долга, а должник начнет запираться, то идти ему на извод перед 12 человеками; если окажется, что должник злонамеренно не отдавал должных ему денег, то взыскивать за обиду три гривны".
Здесь взаимоотношения кредитора с недобросовестным должником еще достаточно просты. Речь, судя по всему, идет исключительно о беспроцентных ссудах, выдававшихся по устной договоренности заимодавца с клиентом, в присутствии свидетелей. Если последние подтверждали претензии истца-кредитора, тому, сверх искомой суммы, присуждались также три гривны (около 200 г серебра) штрафа, взысканного с должника-неплательщика.
В 70-е гг. ХI в. Русь располагала уже более объемной "Пространной Правдой", в которой проблемам долгов, кредита, а также связанным с этим вопросом купли-продажи и хранения различных товаров, было посвящено более полудюжины статей. Инициатором совершенствования законодательства был княжеский триумвират сыновей-наследников Ярослава Мудрого, скончавшегося в 1054 г.: Изяслав Киевский, Святослав Черниговский, Муромский и Тьмутараканский, а также Всеволод Переяславский и Ростово-Суздальский. В начале ХIII в., при сыне последнего — великом князе киевском Владимире Мономахе — "Правда" Ярославичей была дополнена новым законодательным "Уставом", также включавшим статьи, регулировавшие денежно-кредитные отношения.
Поначалу упомянутое законоположение краткой "Правды" было дополнено и уточнено в интересах истцов-кредиторов. Теперь для судебного взыскания долга, не превышающего трех гривен, достаточно было лишь заявления и присяги одного заимодавца. Только неуплата более крупной задолженности требовала подтверждения свидетельскими показаниями. В этом случае сохраняла силу норма Ярославовой "Правды", с присуждением истцу вышеуказанного штрафа. При отсутствии же свидетелей иск аннулировался. Интересно, что это законоположение распространялось даже на такой привилегированный слой древнерусского населения, как княжеская дружина.
Отдельная статья "Пространной Правды" посвящена купеческому кредиту. Она предусматривает возврат денег должником уже по обязательству, а не по приговору свидетелей (т.н. "послухов"). Специальный своего рода гарантийный договор заключался и при передаче товаров на хранение. Заботясь о развитии внешней торговли Руси, князья Ярославичи защитили интересы иностранных купцов, ставших, по неведению, доверителями несостоятельных партнеров, погрязших в долгах. Последних могли продать в рабство, а вырученными деньгами, вкупе со средствами, полученными от продажи их имущества, удовлетворить претензии иностранца и прочих заимодавцев, за исключением тех из них, кто, в свою очередь, имел невыполненные долговые обязательства. Продажей в рабство, по усмотрению кредиторов, наказывались также купцы, не сохранившие доверенные им деньги или товар по собственной вине (пропили, промотали, испортили по небрежности).
За долги раба (холопа) нес ответственность его господин. Он был обязан удовлетворить претензии кредитора, не осведомленного о кабальном положении должника, обманом выдававшего себя за вольного человека. В случае, ежели заимодавец знал о рабском состоянии клиента, претензии не принимались.
В особых статьях оговаривались условия выдачи ссуд и ростовщический процент. В ту пору можно было получить ссуду сроком на месяц, треть года или год. Как и в настоящее время, наиболее дорогими были кратковременные (месячные) ссуды. Ставки по ним могли достигать 50% и выше. В случае, если должник, не погасив ссуду, бежал за пределы Руси, он объявлялся преступником, навсегда лишенным доверия соотечественников.
В условиях сословного неравенства феодальной поры неплательщик-простолюдин, занявший деньги у аристократа, мог частично или даже полностью утратить личную свободу. Поначалу, не имея средств для уплаты долга, он именовался "закупом" и обязан был в течение определенного срока отрабатывать долг, находясь на службе у кредитора. Но если он во время этой службы сбегал на волю, то, будучи изловлен, превращался в раба — "обельного холопа". Исключением были случаи, когда закуп, естественно, с ведома заимодавца, отлучался для взыскания каких-либо долгов или же уходил искать правды в княжеском или ином суде, ссылаясь на причиненные хозяином обиды, в частности — незаконное обращение или продажу в рабство. Если обиженный сумел доказать последнее, то освобождался от принудительной выслуги и уплаты долга, а также получал от обидчика штраф в 12 гривен (т.е. около 800 г серебра).
Ссудные проценты, эквивалентные древнерусским, были обычным делом во всей средневековой Европе (так что вывод Карамзина о том, что на Западе в средние века деньги были дешевле, чем на Руси, не совсем корректен). Лишь на рубеже ХII-ХIII вв. знаменитый французский король Филипп II Август (1180-1223) попытался ограничить ссудные ставки до 46%. Однако королевские благие намерения часто оставались на бумаге. Законодательное ограничение под различными предлогами обходилось, и ростовщики позволяли себе взимать и 60, и даже 100%! Аналогичный "кредитный" произвол свирепствовал на Британских островах. В конце ХIII в. английский король Эдуард I даже издал указ об изгнании ростовщиков за пределы государства. Эта акция, правда, имела не столько социальную, сколько национально-религиозную окраску, так как коснулась лишь иноверцев-евреев (последние, лишенные, согласно законам практически всей средневековой христианской Европы, права быть сельскими хозяевами или ремесленниками, имели возможность заниматься только торговлей, как правило, сопряженной с меняльным бизнесом и ростовщичеством). Нечто подобное произошло двумя веками раньше на Руси. Было это последствием смутно-бунтарского времени "межкняжеского" безвластия в Киеве, завершившегося вокняжением Владимира Мономаха и появлением в кодексе "Русской Правды" его "Устава", впервые в европейской истории установившего нормативы кредитно-ссудного процента.
Княжич Владимир Всеволодович появился на свет за год до смерти своего знаменитого деда Ярослава Мудрого, завещавшего великокняжеский киевский стол старшему сыну Изяславу (1054-1078). После смерти Изяслава великим князем киевским стал Всеволод Ярославич, поручивший Владимиру наместничество в Черниговской земле — второй по значению области (уделе) Руси. Там этот умный, сильный и образованный человек пребывал полтора десятилетия. Свое прозвище он получил из-за того, что его мать — византийская царевна Мария — происходила из императорского дома Мономахов. Владимир княжил в Чернигове около полутора десятилетий. Жил в счастливом браке с британской принцессой Гитой (дочерью последнего англосаксонского короля Гарольда, павшего в битве с норманнами Вильгельма Завоевателя при Гастингсе в 1066 г.). Много и с азартом охотился и много воевал, — то с кочевниками-половцами, появившимися на южных пределах Руси во второй половине ХI в., то с разными князьями-родственниками. Но, судя по всему, междоусобные гражданские войны между великими и удельными Рюриковичами были для него скорее досадной необходимостью, чем удовольствием. Во всяком случае, после смерти отца в 1094 г., Владимир Мономах не стал состязаться за киевский стол и добровольно уступил его князю Святополку-Михаилу Изяславичу, удалившись на княжение в Переяслав.
Святополково правление доставило киевлянам и другим русичам немало неприятностей. Князь оказался жесток и алчен. Карамзин писал: "Он имел все пороки малодушных: вероломство, неблагодарность, подозрительность, надменность в счастии и робость в бедствиях. При нем унизилось достоинство Великого Князя, и только сильная рука Мономахова держала его 20 лет на престоле, даруя победы отечеству". Скандально известно участие Святополка в пленении и ослеплении несчастного князя Василька Теребовльского, буквально на следующий день после торжественного заключения договора о мире и дружбе между всеми Рюриковичами в 1097 г., на княжеском съезде в Любече.
Любвеобильный Святополк, помимо законной жены, имел немало наложниц и побочных детей, которых уравнял в правах с законными. То ли заботясь об их будущем, то ли просто в силу природной жадности, он прилагал массу усилий для непрестанного обогащения любыми средствами. Наиболее выгодным княжеским бизнесом была спекуляция дефицитной солью, которую везли в Киев купцы из западнорусских городов Галича и Перемышля. Судя по всему, предприимчивый Святополк и его коррумпированная администрация активно покровительствовали рядовым киевским спекулянтам и ростовщикам, глядя сквозь пальцы на любые злоупотребления.
Народное недовольство, назревшее в годы его правления, выплеснулось на киевские улицы сразу же после смерти Святополка в апреле 1113 г. и неожиданного отказа Мономаха занять освободившийся великокняжеский стол. Пока послы киевлян созерцали скорбь Владимира по усопшему двоюродному брату и уговаривали его изменить решение, толпа горожан ринулась сводить счеты с былыми обидчиками. Сначала разгромили двор крупного чиновника княжеской администрации (тысяцкого) Путяты, потом начались погромы и грабежи других чиновных и просто состоятельных горожан, среди которых, как отмечал летописец, было много евреев. Вскоре под угрозой оказались не только уцелевшие усадьбы киевских бояр и прочих "лучших" людей, но даже монастыри и сам великокняжеский двор, где обитала княгиня Варвара — безутешная вдова Святополка. То ли опасаясь расправы, то ли замаливая мужнины грехи, она начала раздавать неправедно нажитые богатства бедным и Церкви. Лишь новое посольство из Киева убедило Мономаха срочно прибыть в столицу и покончить с пагубным безвластием.
Усмирив восстание и разобравшись в его причинах, новый великий князь тут же приступил к проведению экономической реформы. По мнению князя, корнем социальных зол были неконтролируемые при Святополке проценты по ссудам и, как следствие, возникновение множества несостоятельных должников, которым угрожали разорение и рабство. На совещании с дружиной в селе Берестове (близ Киево-Печерской лавры) были законодательно закреплены процентные нормы, которые составляли своего рода "вилку" (от 20 до 50%) и были четко оговорены. Таким образом, если ростовщик требовал двойную норму минимального процента ("два реза"), или 40%, то он имел право брать такой процент и получить выданную сумму "исто" (обратно). Но если заимодавец попытался бы "заломать" клиента на "три реза" (60%), то, по новому закону, не только терял право на получение сверхприбыли, но лишался всей выданной суммы.
Тем самым Владимир Мономах более чем на полвека предвосхитил кредитную реформу Филиппа II Августа Французского. Кроме экономических методов борьбы с анархией в сфере денежного кредита, против "главных" обидчиков народа — ростовщиков были задействованы и политические санкции, коснувшиеся, правда, только нехристиан. А поскольку на Руси (как и почти во всей Европе, кроме Испании) таковыми, в большинстве своем, являлись евреи, то великий князь Киевский оказался первопроходцем (предшественником короля Эдуарда I Английского) в сфере своеобразного "окончательного" решения общеизвестного национального вопроса. Иудейская община была депортирована за пределы древней Руси согласно решению совета в Берестове. Избавленные таким лихим образом от энергичных конкурентов-иноверцев православные ростовщики при этом должны были безропотно смириться с юридическим ограничением своих аппетитов по безграничному вздуванию ставок по ссудам.
После проведения кредитной реформы и включения своего "Устава" в текст "Русской Правды", 60-летний Владимир Всеволодович Мономах железной рукой удерживал порядок на Руси еще 12 лет, до самой кончины. Его старший сын Мстислав (1125-1132), унаследовав великокняжеский стол и отцовский характер, стал последним Великим государем единой империи Рюриковичей — Киевской Руси. С его уходом в вечность "раздрашася вся Русская земля", погрузившись в пучину непрерывных гражданских междоусобных войн, полыхавших целый век и прекратившихся только под игом, плетью и арканом монгольского хана Батыя.
