Люди для денег
Царские указы об основании первых российских банков в середине XVIII — начале XIX вв. означали, что полку имперских чиновников прибыло преизрядно.
Все новорожденные кредитно-финансовые структуры страны были исключительно госучреждениями. А сие означало, что каждый из новоиспеченных банковских служащих имел соответствующий гражданский (статский) чин согласно знаменитой "Табели о рангах" Петра Великого (1722 г.). Соответственно, цивильные чиновники-финансисты, от мелких клерков до высшего банковского начальства, представляли различные "табельные" классы: от коллежских регистраторов (формально "их благородий" вроде гоголевских Акакия Акакиевича или Хлестакова), соответствующих младшим армейским офицерам, до действительных статских или тайных советников, т.е. штатских генералов. Всем им полагалась служебная форма — мундиры установленного образца.
Реорганизация структуры российского финансового дела, осуществленная царем-реформатором Александром II (1860-е гг.) и ознаменовавшаяся возникновением сети "разнокалиберных" частных коммерческих банков, значительно сузила казенную банковскую сферу. В пореформенное время классные чины и ведомственная форма обязательно сохранялись лишь в государственных финансовых структурах. Служащие частных банков были уже обычными штатскими лицами, а их первые руководители, в отличие от дореформенных управляющих-чиновников, как правило, не являлись дворянами. Российские банкиры второй половины XIX — начала XX вв. зачастую происходили из крестьян или мещан, ставших купцами 1-й, 2-й или 3-й гильдий. Они не только были людьми разных национальностей, но и не обязательно, как дотоле, христианского вероисповедания!
Долги построились в полки!
Первые банковские чиновники появились в России после издания императрицей Елизаветой Петровной "Указа об учреждении Государственного заемного банка, о порядке выдачи из оного денег и о наказании ростовщиков" (1754 г.). Штат этого учреждения составляли служащие двух его самостоятельных частей-филиалов, более известных под названиями Дворянского и Купеческого банков (см. "Купцы не виноватые", "ВД" №18-19, 2007 г. и "Царская воля", "ВД" №,37, 2008 г.). Популярность кредитов Дворянского банка стимулировала ту же Елизавету санкционировать создание еще двух банков: Медного и Артиллерийского, чьи ссуды должны были выдаваться на тех же условиях, что и в Дворянском банке, полностью удовлетворяя всех желающих.
В уставном фонде Медного банка было 2 млн руб. медной монетой. Ссуды выдавались под переводные векселя. Возвращать же долги следовало по схеме: 75% серебряной и 25 — медной монетой. Источниками образования уставного капитала Артиллерийского банка стали… старые медные пушки. Их отправили на переплавку, а из полученного сырья отчеканили монету. При этом предполагалось, что прибыль от банковских операций будет направлена на усовершенствование армейской артиллерии. Увы! Судьбы обоих банков были одинаково печальны. Ссуды выдавались крупные, помещики их не возвращали, проценты не выплачивали, ну а условия для процветания казнокрадства были исключительно благоприятными.
Тем не менее новые банки "плодились" повсюду. Например, Астраханский банк (1763 г.) с основным капиталом в 175 тыс. руб. был открыт для выдачи товарных кредитов, акцептирования купеческих векселей и осуществления денежных переводов в Москву. Через полвека его освободившуюся контору занял Государственный коммерческий банк (1817 г.) с отделениями в Москве, Одессе, Киеве, Харькове, Полтаве, Новгороде и Екатеринбурге. Он принимал частные вклады, учитывал векселя и выдавал ссуды под залог товаров.
Главное, чтобы костюмчик сидел
Занятно, что одновременно с открытием обновленного Ассигнационного банка и преобразованием убыточного Дворянского в более продуктивный Государственный заемный банк императрица Екатерина II вводит для банковских чиновников форменное платье. Они получают право носить т.н. губернские мундиры, которые полагалось иметь служащим всех прочих имперских ведомств, а также помещикам. Мундиры эти включали двубортный, почти до колен кафтан, камзол (длинный жилет), штаны до колен и шляпу-треуголку. В северных губерниях империи (Санкт-Петербургской и др.) форменные кафтаны были синего цвета, в губерниях средней полосы (Московской и др.) — красные, а в южных (Киевской и др.) — темно-вишневые. Мундиры отдельных губерний отличались цветом воротников и обшлагов кафтана, а также цветом камзола, штанов, подкладки. В 1794-м для чиновников некоторых ведомств устанавливаются особые мундиры. Банковские служащие получили зеленые кафтаны с палевыми воротником, лацканами, обшлагами и подбоем (подкладкой); на обшлагах были зеленые клапанцы. Директорам и советникам на кафтанах полагались серебряные петли. Тогда же для лучшего разъяснения описаний, помещенных в указе императрицы, был изготовлен красочный альбом с изображениями новых ведомственных мундиров. По этому случаю некоторые чиновники сразу же заказали свои портреты в такой же форме.
В декабре 1804 г. банковский мундир был официально изменен в соответствии с модой александровского времени. Кафтан стал однобортным, с высоким вырезом спереди. Вместо камзола — короткий жилет. Палевые воротник и обшлага заменялись бархатными фиолетовыми. Парадный вариант мундира имел серебряное шитье на воротнике, обшлагах и клапанах карманов. В соответствии с рангом чиновников шитье было трех разрядов. Узор шитья и чекан на пуговицах изображали рога изобилия и пчел. Такой же мундир, но без шитья, мог использоваться в качестве вицмундира (для повседневного ношения). Узаконивалось право чиновников на ношение шпаги.
Эти особые банковские мундиры просуществовали до 1819 г., когда их заменили новоучрежденные мундиры Министерства финансов. Фасон по-прежнему темно-зеленого кафтана с высоким вырезом изменился мало. Зато воротник и обшлага к нему полагались уже "бархатные зеленые на красном сукне и с такою же опушкою (кантами) около воротника, обшлагов и клапанов у карманов; камзол и нижнее платье — белые суконные… Пуговицы желтые с императорским российским гербом; шпага с темляком". Серебряное шитье при этом заменялось золотым, но с иным рисунком.
При Николае I были реформированы мундиры всех гражданских ведомств. Устанавливалось 10 разрядов мундиров, различавшихся характером серебряного или золотого шитья. Разряд мундира должен был соответствовать рангу должности (а не чина) служащего. К слову, руководители банков причислялись к 4-му разряду и имели золотое шитье по воротнику, обшлагам и карманным клапанам.
В 1855-м и 1904-м состоялись еще две реформы гражданских мундиров. Первая из них, осуществленная императором Александром II, установила более простой покрой кафтанов, без выреза спереди, новые варианты форменной шпаги, а также шляпы-треуголки. Вторая реформа была проведена по указанию царя Николая II, обратившего внимание на "чрезвычайно большое число видов форм одежды чинов гражданского ведомства", что делало их трудно распознаваемыми. Впрочем, внешние признаки мундиров финансового ведомства (в том числе и банковских) остались без изменений.
Банкиры и религия
При Александре I (1801-1825 гг.) в строительстве российской экономики начали активно участвовать люди разных национальностей и вероисповеданий. Кроме русских, в имперской финансовой сфере появились армяне, греки, евреи, немцы, татары, французы и представители других этносов. Все они, относясь к различным религиозным конфессиям, придерживались в своей деятельности разных этических норм. Это отчетливо отразилось на особенностях предпринимательской культуры России. В ней, наряду с европейским началом и протестантской этикой, переплелись русские старообрядческие, еврейские и мусульманские традиции.
Подобно протестантизму в Западной Европе старообрядчество оказало большое влияние на развитие капитализма в России. С начала XIX в. крупные московские старообрядческие Рогожская и Преображенская общины стали центрами накопления капиталов. Из денежных средств Преображенской общины московские фабриканты-старообрядцы приобретают возможность получать крупные ссуды. Огромное значение для успеха предпринимательской деятельности старообрядцев имели общинные нормы поведения: аскетическая скромность в домашней жизни, трезвость, взаимная поддержка (в том числе и помощь разорившимся единоверцам) и, наконец, ограничение дивиденда до 6%, что предохраняло предприятия старообрядцев от кризисов. Знаменитый православный философ и экономист, протоиерей о. Сергий Булгаков подчеркивал особенную "связь русского капитализма со старообрядчеством". Оценивая "экономические потенции православия", он писал: "Отличаясь коренным образом в своем отношении к миру от пуританизма и вообще протестантизма, оно в дисциплине аскетического "послушания" и "хождения перед Богом" имеет могучие средства для воспитания личности и выработки чувства личной ответственности и долга, столь существенных для экономической деятельности, как для всех остальных видов общественного служения".
Своеобразные условия для накопления капиталов создавались также в еврейской общине России — еще более обособленной, нежели старообрядческая среда; постоянно подвергавшейся правительственным преследованиям; загнанной в пределы т.н. черты оседлости, искусственно ограничившей область проживания массы евреев строго определенными границами в пределах юго-западных и южных губерний России. К середине XIX в. здесь возникло много суконных, стекольных и шляпных фабрик, кожевенных и свечных заводов, принадлежавших еврейским дельцам. Эти предприятия часто пользовались поддержкой банкирских домов, одновременно возникавших в черте оседлости. Так, к началу 1850-х гг. крупнейшим банковским центром становится небольшой г. Бердичев, где имелось целых восемь банкирских домов. Большинство бердичевских кредитных учреждений размещалось на Золотой улице, где кипела деловая жизнь. Здешние банкиры обслуживали также киевскую Контрактовую ярмарку, учитывали векселя на Петербург, Москву, Одессу и другие города. Они были связаны не только с коллегами из обеих российских столиц, но и с заграничными банкирами.
Еврейские банкирские дома, фабрики и заводы в черте оседлости часто были связаны с жизнью религиозной общины. Ее законоучители — раввины — могли участвовать в деятельности банкирских домов в качестве третейских судей или посредников при заключении сделок или соглашений. Еврейский капитал, равно как и старообрядческий, традиционно работал в условиях преследований и ограничений со стороны правительства. Вместе с тем начало либеральных реформ Александра II ознаменовалось разрешением купцам-евреям 1-й гильдии жить в столицах. В результате этого "послабления" в Москве и Петербурге появилось несколько влиятельных еврейских банкирских домов. В конце же XIX в. такие банкиры, как Гинцбурги и Поляковы, играют уже значительную роль не только в столичной, но и в общеимперской экономической жизни.
В среднеазиатских владениях России, населенных главным образом мусульманами, важное место в особо почитаемой здесь торгово-финансовой деятельности (ведь и сам основатель ислама, пророк Мухаммед, являлся купцом!) занимали также аборигенные (бухарские) евреи. Они были владельцами торговых домов, продавали хлопок и служили посредниками в таких операциях между столичными банками и местными производителями "белого золота". В эту группу входили братья Сион и Якуб Вадьяевы, Рафаэл Потеляхов, братья Давыдовы, братья Колонтаровы. Историки затрудняются определить, являются ли бухарские евреи особой группой еврейского предпринимательства или, несмотря на религиозную принадлежность, все же представителями мусульманской культуры. Ведь в Средней Азии, в Бухаре, Хиве и других местах торговые сделки чаще всего совершались по исламским законам. Известно также, что в 1912 г. обсуждался вопрос о создании там специального мусульманского банка, который, однако, так и не возник.
В целом, религиозная принадлежность деловых людей оказывала заметное влияние на предпринимательскую культуру многонациональной империи XIX в. Однако, по мере дальнейшего развития российских банковских структур и международных финансовых связей, она постепенно утратила свои национально-конфессиональные особенности.
