• USD 39.2
  • EUR 42.4
  • GBP 49.6
Спецпроекты

Цена украинизации

Реклама на dsnews.ua
В ходе национального культурного прорыва в нэповской Украине тесно перемешались идейные и экономические факторы.

Основные усилия так называемой украинизации предпринимались в 1925-1929 гг. За это время в УССР фактически удалось преодолеть оставшееся с царских времен отношение к национальному языку — мол, это "мова" для жителей села и небольшой прослойки городских патриотов. Украинское слово внедрили в официальное делопроизводство, в обиход разнообразных учреждений, широко распространили его в печати и на театральных подмостках. Резко выросло число школ и вузов с украинским языком обучения. Повсюду увеличился удельный вес украинских кадров.

Отметим, правда, что при всем сочувствии этим процессам многих граждан "снизу" направлялись они все же "сверху". Их курировали, к примеру, тогдашний генеральный секретарь украинских большевиков Лазарь Каганович и руководитель партийной организации Киевского округа Павел Постышев. Нынешняя историография отнюдь не зачисляет их в ряды патриотов Украины, однако именно им в Москве поручили направлять украинизацию — хотя бы уже для того, чтобы процесс не вышел из-под контроля центра. И действительно, наряду с конструктивной работой партийные вожди и вождики затеяли борьбу с "национал-уклонистскими течениями", обвиняя в крамоле, в частности народного комиссара просвещения Александра Шумского и видного литератора Мыколу Хвылевого.

Для взаимопонимания с крестьянством

Чем же было вызвано осознание Москвой необходимости украинизировать государственную, партийную, культурную деятельность в УССР? Далеко не в последнюю очередь это диктовалось хозяйственными соображениями. Одним из движущих факторов нэпа была так называемая смычка города и деревни, т.е. экономический союз рабочего класса и крестьянства с налаживанием взаимовыгодных обменов. Но так уж сложилось, что масса украинских крестьян говорила на родном языке, а рабочие и новое чиновничество в городах пользовались в основном русской речью. Мало того, советские аппаратчики вовсе и не стремились овладеть украинским словом. Их чванное пренебрежение вызывало среди крестьян резкое неприятие. Это становилось ощутимой помехой в продвижении нэпа на территории Украины. И тогдашний председатель Совнаркома Украины Влас Чубарь недвусмысленно заявлял: "Необходимо добиться того чтобы когда в учреждение приходит крестьянин, знающий родной язык, ему ответили на том языке, который он понимает".

Языковой барьер... перед кошельком

Таким образом, первоочередным заданием, которое ставило высшее руководство перед организаторами украинизации, оказалось обучение азам украинского языка партийных и советских чиновников. Это было непросто. Даже на втором году активной украинизации ряд учреждений оставался, по сути, русскоязычным. Так, в Киевском окружном финансовом отделе национальный язык употребляли трое из девяти ответственных работников, в административном отделе — всего один из четырнадцати, а в отделе местной промышленности украинской речи вообще не было слышно. Павел Постышев на пленуме окружкома партии в 1926 г. неохотно констатировал: "В Доме коммунистического просвещения 15 января были основаны курсы, оканчивавшиеся в мае. На эти курсы направили видных партработников, которые совсем не знают украинского языка или знают его скверно. Сперва курсы посещала группа в 90 душ, потом — в 50, 35, а потом все это сошло на нет, курсы начали замирать, а там и вовсе умерли".

Опереться на дисциплину в рядах партийных комитетов или государственных организаций не удавалось: ведь подавляющее большинство их состава не сочувствовало языковой реформе управления. Посему оставался один рычаг, зато действенный: украинизацию среди чиновников подгоняли рублем.

Реклама на dsnews.ua

Была введена градация по трем категориям владения языком. К первой категории относились те, кто свободно владел устным и письменным украинским, ко второй — "практически знавшие" язык, к третьей — те, кто мог как-то объясниться. Категория прямо влияла на заработную плату, не знающие же языка и вовсе лишались должностей. По учреждениям прокатилась волна проверок. Специальные комиссии последовательно проверяли офис за офисом, присваивая служащим категории. Правда, вычищали не так уж много — разве что тех, кто с агрессивной враждебностью относился к нововведениям. По данным Киевского округа, к маю 1926 г. из 18 тыс. проверенных чиновников первую категорию получили около 3,5 тыс., вторую — чуть более 7 тыс., уволили за незнание языка всего лишь 16 человек, а остальных, как было сказано в отчете, "еще окончательно не проверили".

Пришлось "красным бюрократам" засесть за словари. Истины ради надо еще отметить, что членами проверяющих комиссий сплошь и рядом были те, кто сам только-только овладел украинской грамотой. Нередко проверка велась по двойным стандартам: "своих" кумовьев-сватов без особых проблем зачисляли в высшую категорию, а недругов могли запутать вопросами, на которые не сразу нашел бы ответ даже профессор филологии! Для иных начальников мнимое незнание языка стало безотказным инструментом, помогающим избавиться от неугодных сотрудников...

И все же украинская речь неуклонно завоевывала позиции в делопроизводстве, официальной переписке. Этому способствовал, в частности, и новый нотариальный устав УССР 1928 г. Согласно ему, не только документацию самих нотариусов, но и акты, которые они свидетельствовали, полагалось составлять на украинском (за исключением территорий компактного проживания нацменьшинств). Если, к примеру, частное лицо подавало нотариусу документ на русском, его надлежало перевести на украинский язык за установленную плату. Если же такой документ подавало государственное учреждение, это считалось грубым нарушением, и нотариус был вправе поставить в известность прокуратуру!

Нищие просветители

Само собой разумеется, в речах с трибун и в статьях на страницах советской печати не прекращались заявления о всемерной поддержке партийной линии на украинизацию. Но материальное выражение этой поддержки оставляло желать лучшего.

Большевики-"великороссы" со смаком пересказывали тогда друг другу один грубый анекдот (дошедший до нас благодаря тому, что его записал в своем дневнике как примету времени видный украинский ученый и общественный деятель, академик Сергей Ефремов). Мол, председатель ВУЦИКа Григорий Петровский просит у председателя Совнаркома СССР Алексея Рыкова деньги на украинизацию. Рыков же доказывает, что и языка такого нет, и украинизация не нужна. "Ну, как будет по-украински "голова"? — "Голова", — отвечает Петровский. — "Губы?" — "Губи". — "Зубы?" — "Зуби". — "Рот?" — "Рот". — "Рука?" — "Рука". — "Нога?" — "Нога". — "Ж..?" — "Ср...". — "И ты хочешь, — возмутился Рыков, — чтобы я на эту самую ср... тебе полтора миллиона отпустил?!"

Финансирование соответствующих программ действительно шло крайне туго. Курс на украинизацию вводился одновременно с курсом на экономию государственных средств, и нередко эти два вектора оказывались направленными противоположно. Большевистские лидеры слабо разбирались в трудозатратах в гуманитарной области, и посему предпочитали экономить на них. В итоге значительные усилия просветителей-патриотов оплачивались жалкими бюджетными подачками. На разработки Всеукраинской Академии наук выделяли лишь небольшую долю сметных потребностей. А учителя-"шкрабы" (школьные работники) получали нищенскую зарплату, которая у молодых педагогов доходила до жалких 35-40 рублей в месяц. Так что бывали даже случаи учительских забастовок!

Вот как, скажем, сэкономили на разработке украинско-русского словарика, который был предназначен для читателей ведущей киевской газеты "Пролетарська правда", в июне 1925 г. перешедшей с русского на украинский язык. Существенную часть громоздких усилий по накоплению "словника" переложили на рабкоров газеты. Им поручили выписывать на карточки прямо из газетных номеров слова, требующие перевода,  — разумеется, на общественных началах. Во многих других случаях также уповали на "революционную сознательность", позволявшую задарма эксплуатировать труд ученых, преподавателей, литераторов. В такой обстановке провести полноценную, научно и практически подкрепленную украинизацию было крайне сложно.

Комиссарская лингвистика

Примером особенно заметных противоречий и шараханий, присущих украинизации по-большевистски, стала языковая реформа. Одиозная методика, при помощи которой она была проведена, ощутимо напоминает о себе до сих пор.

На протяжении многих лет, еще с дореволюционных времен, ведущие украинские языковеды вырабатывали литературный язык и правописание. Его основывали как на общепринятых нормах лингвистики, так и на традициях словоупотребления, создаваемых народом и зафиксированных выдающимися писателями. Понятно, что в ходе украинизации ученые предполагали опираться в первую очередь на эти данные, накопленные Академией наук. Но руководители Наркомата просвещения, под эгидой которого проходила работа, полагали, что они все понимают лучше.

Особенно явственно административный волюнтаризм проявился после того, как просвещение в УССР возглавил большевик Николай Скрыпник, в 1927 г. сменивший Александра Шумского. Он, безусловно, сочувствовал украинской идее, но, даже руководствуясь наилучшими намерениями, вел себя вполне по-комиссарски. Скрыпник внял уверениям демагогов, что создавать язык должны не специалисты-ученые, а широкие массы. И, отмахнувшись от мнения специалистов-академиков, созвал расширенную комиссию по правописанию. Особенно внимательно нарком прислушивался к представителям Западной Украины: за счет эмиграции из украинских земель, отошедших в то время к Польше, он рассчитывал пополнить дефицит кадров просвещения.

Результатом стала реформа украинского языка, проведенная волевым методом, вопреки традициям. В мае-июне 1927 г. в Харькове прошел пленум комиссии по правописанию. На нем были предложены изменения, которые в сентябре 1928-го, после утверждения их Скрыпником, стали официальными нормами. Так образовалась версия украинского языка, известная как "скрыпниковка". Заметное место в ней заняли нововведения, заимствованные в Галиции (довольно сложные правила применения прорывного звука "ґ" наряду с фрикативным "г", непривычное употребление смягченного "л" и т.п.). В обоснование занятой позиции нарком приводил аргументы такого типа: "Каждая буква нашего алфавита, каждая грамматическая форма досталась нам в прежней нашей истории путем большой политической и классовой борьбы!" Но "скрыпниковка" поставила в тупик даже природных украинцев. Так что к товарищу Скрыпнику прибывали делегации педагогов с заявлениями, что пользоваться новыми правилами и учить по ним других они просто не в состоянии. Тот же Сергей Ефремов, по итогам пленума 1927 г., отмечал в дневнике: "Три года назад Академия просила на усовершенствование правописания 600 руб. с тем, что за два-три месяца будет окончена работа. Комиссар просвещения Шумский ответил: "Много, столько не можем дать". И принялся сам делать (буквально) правописание. И вот имеем: прошло три года, вбухано не меньше ста тысяч руб., потрачены месяцы работы десятков людей — и оказались мы далеко позади даже по сравнению с тем, где были: тогда хоть какой-никакой толк был, а теперь полная анархия в правописании и общая безграмотность... Прекрасный пример режима экономии!"  

    Реклама на dsnews.ua