Бедность и богатство великой революции
В канун национального празд- ника Франции — Дня взятия Бастилии (14 июля) мы решили поведать поклонникам старины о знаменитом событии 1789 г. О политических последствиях, изменивших ход мировой истории, о том, каким образом Великая Французская революция, с невиданной силой и быстротой сломав отсталую феодальную экономику страны, предъявила человечеству феномен капиталистического способа производства. Но Революция, сковырнув дряхлую монархию, впервые в истории провозгласив "Декларацию прав человека и гражданина", породила также хозяйственную разруху, голод, коррупцию. Впервые французы столкнулись с "шоковой терапией" и "диким капитализмом", миллиардной инфляцией и сколачиванием при этом многомиллионных состояний. От той поры осталось множество шедевров — культуры, искусства, науки. К ним смело можно отнести и французский франк.
На исходе 80-х XVIII в. Французское королевство было поражено глубоким торгово-промышленным кризисом. Треть населения Парижа составляли толпы нищих и бродяг. Резкое сокращение налоговых поступлений и финансовый кризис привели к банкротству французской короны. Недалекий монарх Людовик XVI менял министров финансов одного за другим, но их бездарные действия только увеличивали госдолг. Видя безвыходность сложившегося положения, король был вынужден вернуть к министерской должности популярного в стране финансиста Жака Неккера, уволенного в 1781 г. за публикацию в печати сведений о госбюджете, в том числе — громадных расходах королевского двора. Ведь тот блистал роскошью, а королева Мария-Антуанетта славилась отчаянной расточительностью…
Возвращение нового-старого министра стало для монархии началом ее конца. По настоянию Неккера было созвано собрание представителей всех сословий населения Франции — Генеральные штаты — с единственной целью: изыскать источники пополнения казны. Но собрание оказалось неуправляемым. Полтора месяца вели бесплодные дискуссии освобожденные от уплаты податей привилегированные дворяне и духовенство — с одной стороны и налогоплательщики из "третьего сословия", состоявшего из промышленников, торговцев, ремесленников, крестьян, — с другой. Наконец, представители третьего сословия провозгласили себя Национальным собранием, а пополнившись либеральным дворянством и духовенством, 9 июля объявили себя Учредительным собранием — высшим правительственным и законодательным органом Франции.
Король попытался было разогнать непокорных с помощью армии — не вышло. Неккер вновь оказался в отставке — ненадолго. Восставшие 12 июля парижане завязали бои с королевскими войсками, а 14 июля взяли штурмом крепость Бастилию, столетиями почитавшуюся символом прочности монархии. Людовик XVI сдался, признал законными решения Национального собрания и вернул опального министра финансов.
"Джинн" революции был "выпущен из бутылки". В начале августа 1789 г. Учредительное собрание провозгласило, что "феодальный режим полностью упраздняется". А 26 августа французская "Декларация прав человека и гражданина" провозгласила на весь еще феодальный мир: "Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах". Тот же документ зафиксировал: частная собственность — священна и неприкосновенна.
Вместе с лозунгами о свободе, равенстве и братстве пришла нужда. Осенью резко ухудшилось снабжение Парижа продовольствием и начался голод. Чтобы ликвидировать финансовый кризис, а заодно окончательно сломить опору монархии — католический клир, Учредительное собрание решило конфисковать обширные земельные владения церкви, объявив их "национальным имуществом" и пустив в продажу. Согласно тому же постановлению выпускались в оборот особые денежные обязательства — ассигнаты, которые обеспечивались доходами от продажи церковных земель. Учредительное собрание предполагало приравнять ценные бумаги к звонкой монете, организовать их обмен на золото и серебро по номиналу и таким способом оплатить государственный долг. Этим благим намерениям не суждено было сбыться.
Но поначалу ассигнаты "заработали". Тут следует напомнить, что в старой королевской Франции ходили разнообразные денежные номиналы. Все эти луидоры и пистоли, ливры и франки, су и денье у нас на слуху благодаря "Мушкетерам" Дюма-отца. Наиболее "знатным" был луидор ("золотой Луи-Людовик"). Его ценность равнялась 24 ливрам — старинным счетным единицам. Реальным же денежным серебром еще с 1575 г. являлся франк, содержавший 20 су (монетной мелочи) и считавшийся по ценности чуть дешевле ливра. Формально в первые революционные годы все эти деньги сохраняли хождение, но на деле, в условиях перманентного кризиса и общественной нестабильности, ажиотажный спрос непрерывно вымывал их из обращения. Они оседали в хозяйских кубышках, уплывали за границу, пропадали куда угодно, вместо того чтобы питать постоянно слабеющее государственное хозяйство.
Так что первая эмиссия ассигнатов, составившая сумму в 400 млн ливров, пришлась весьма кстати, стимулируя процесс быстрого формирования слоев новых капиталистов-собственников, скупавших церковные земли. К концу 1791 г. их было продано более чем на полтора миллиарда ливров. Однако со временем рыночная цена новоявленных денег в результате дальнейших эмиссий неуклонно падала и, наконец, окончательно "оторвалась" от реальной стоимости недвижимости, лежащей в основе обеспечения ценных бумаг. Если в начале 1791 г. ассигнаты еще ходили по рыночному курсу 90% от номинала, то на исходе 1792 г. — уже по 63%.
В ту пору вновь обострился торгово-промышленный кризис, еще больше усугубилось сокращение промышленного производства, особенно предметов роскоши (текстиля, мебели, ювелирных изделий), ориентированных на королевский двор, состоятельную аристократию и на экспорт. После того как во французской колонии на острове Гаити восстали негры-рабы, из продажи исчезли сахар, кофе и чай. Цены на прочие продукты питания росли непрерывно. А тут еще война: Австрия и Пруссия, поддержанные другими немецкими княжествами и спонсируемые Англией, стремились уничтожить революционную "заразу", угрожавшую феодально-монархическим режимам.
Углубление кризиса и внешняя угроза спровоцировали новый виток революции. Повстанцы под аккомпанемент новорожденной "Марсельезы" взяли штурмом королевский дворец Тюильри. Так, вслед за абсолютной пала и французская конституционная монархия. В Париже избрали новый парламент — Национальный конвент, провозгласивший Францию республикой.
Продолжалась революция и в экономике. Начались распродажа новых "национальных имуществ" (конфискованной собственности дворян-эмигрантов) и массовый передел помещичьих земельных владений в пользу крестьянства. Ряды зажиточных буржуа-землевладельцев, богатевших на скупке недвижимости за инфляционные ассигнаты, выросли и окрепли. Им же на руку было и то, что объявленная Англии война требовала очередных актов денежной эмиссии. В течение года стоимость ассигната упала до 45% от номинала. Этот удар инфляции спровоцировал резкий скачок цен, прежде всего на продовольствие. Богатые крестьяне и крупные торговцы-оптовики, скупщики зерна придерживали товар, рассчитывая выиграть на дальнейшем подорожании. В торговле процветала сверхприбыльная спекуляция дефицитными продуктами первой необходимости.
Летом 1793 г. к власти пришло леворадикальное якобинское правительство Робеспьера, начавшее твердой рукой террора наводить как политические, так и экономические порядки. Год скрежетала по стране гильотина, казнящая "врагов революции", и в это же время жестко заработал закон о твердом ценовом "максимуме" на продукты. В городах ввели карточное распределение хлеба, мяса, сахара, масла, соли и мыла. В деревни отправили "продотряды" для реквизиции продуктов, установив смертную казнь за спекуляцию и сокрытие продовольствия. В стране выпекался один-единственный сорт хлеба, именуемый "Хлебом Равенства".
В июле 1794-го Робеспьер был свергнут и казнен. Вакханалия террора прекратилась, все хорошее в экономике осталось, вот только инфляция переросла в гиперинфляцию. В том году курс ассигната снизился поначалу от 22% до 17% номинальной цены, а потом упал до уровня 1/833 в пересчете на звонкую монету. В то время пара сапог достигла стоимости в 20 тыс. бумажных ливров.
Ведущей силой июльского переворота стали "новые французы", разбогатевшие в годы революции. Среди лидеров были и бывший аристократ Баррас, и революционный комиссар Тальен, и якобинец Фуше, равно ненавидевшие Робеспьера, при котором никто не мог чувствовать себя в безопасности. И если свергнутые якобинцы были зачастую проповедниками "равенства в бедности", то их могильщики начали правление под лозунгом "Обогащайтесь!", отменив ценовые "максимумы" и восстановив свободу хлеботорговли. Следовательно, цены подскочили сразу же, что потребовало очередной эмиссии ассигнатов. К концу 1794-го их обращалось 8 млрд, к весне 1795-го — 11,5 млрд. Средний индекс роста цен, по отношению к 1790 г., составил 758%, на продовольствие по стране — до 819%, а в Париже — до 900%. Крестьяне начали отказываться продавать хлеб за ассигнаты. Мера картофеля, стоившая в апреле 6 ливров, в мае продавалась уже за 28-35. Полумиллионная столица голодала страшнее прежнего. Дневные нормы выдачи хлеба по пониженным ("социальным") ценам снизились с 0,5 до 0,25 фунта, но и те не выдерживались.
Новая Конституция закрепила власть новых миллионеров, распустила Конвент и сформировала правительство из пяти человек — Директорию (в составе Барраса и других министров-"директоров"). Гиперинфляция стала запредельной и специально стимулировалась в интересах банкиров и военных поставщиков, став далеким прообразом будущих "шоковых" экспериментов конца ХХ в. С осени до зимы 1795-1796 гг. количество ассигнатов выросло до 39 млрд, причем эмиссии проводились крупными купюрами.
Именно в это время был введен новый денежный счет на франки и отменен на ливры (80 франков равнялись 81 ливру). Тогда же золотые луидоры (нормативный вес 7,6485 г), приравненные к 24 франкам и 15 сантимам, были заменены 20- и 40-франковыми монетами. И наконец, серебряный франк (весом 4,5 г чистого серебра), равный 100 сантимам, стал основной денежной единицей страны.
В марте 1796 г. эмиссия ассигнатов была прекращена, и вместо них появились новые бумажные деньги — "территориальные мандаты", поначалу в количестве 2 млрд 400 млн. Они обеспечивались все теми же "национальными имуществами", а также — лесными угодьями и бывшими королевскими резиденциями в Сен-Клу, Венсене, Сен-Жермене, Рамбуйе и др. Мандаты обменивались на ассигнаты по курсу, особенно выгодному для владельцев крупных купюр. Гиперинфляция обесценивала купюры с космической скоростью: в апреле курс упал до 20%, а к сентябрю почти до нуля. Торговцы не принимали эти деньги уже с лета. Тем не менее крупные покупатели "национальных имуществ" (включая власть предержащих депутатов и министров), сначала выгодно обменявшие ассигнаты на мандаты, а потом расплатившиеся ими за недвижимость, заработали реальные миллионы. Отныне финансовые короли стали хозяевами замков бывшей монархии! Роскошь, в которой жили и развлекались Баррас, Тальен и другие, была сопоставима с дореволюционной аристократической, едва ли не королевской. И в то же время хлебный кризис в Париже не утихал, "социальная" продажа сократилась до 2 унций хлеба в день, остальное надлежало брать на черном рынке. Дефицитными были дрова, одежда, обувь — все, вплоть до коечных подстилок.
