• USD 39.2
  • EUR 42.4
  • GBP 49.6
Спецпроекты

Нэп как он есть

Реклама на dsnews.ua
Продвигая рыночную экономику, власть большевиков фактически давила одновременно и на газ, и на тормоз.

Продвигая рыночную экономику, власть большевиков фактически давила одновременно и на газ, и на тормоз.

Историографы советского периода порой с умилением вспоминают о том времени, когда вслед за жестокими реалиями "военного коммунизма" — начальной фазы диктатуры пролетариата — в 1920-х гг. наступила пора новой экономической политики, нэпа, с ощутимыми послаблениями в пользу рыночных отношений. Но уже тогда экономика оказалась сплошь политизированной, так что под рыночное хозяйство изначально была подведена мина.

Капитал-мученик
Если на первых порах приватный капитал мог хоть как-то развернуться, то с оживлением рынка власти усилили налоговый гнет. Частный бизнес облагался промысловым налогом, который включал две составляющих. Патентный сбор — фиксированную ставку за право содержать предприятие определенной величины (разряда) — взимали раз в полгода. Уравнительный сбор — дополнительную повинность, пропорциональную, как правило, валовой выручке, — требовали ежемесячно. Это не считая подоходно-поимущественного налога с каждого физического лица (тогда как с рабочих и служащих, получавших меньше 75 рублей в месяц, его вообще не брали) и нескольких местных сборов. Наконец, квартплату с нэпманов начисляли по ставкам, значительно выше по сравнению со ставками для пролетариев (ну прямо то же самое, что задумывает сейчас Киевсовет)... Один скромный частный предприниматель с Подола жаловался поэту Осипу Мандельштаму, навестившему Киев в 1926 г.: "Вы не знаете, что такое частный капитал. Частный капитал — это мученик!"

Разумеется, многие нэпманы искали возможность увильнуть от уплаты налогов, укрыть свои деловые операции от обложения. На таких ловкачей охотились тогдашние налоговики — фининспекторы. Они могли внезапно появиться в частном магазине или в конторе и потребовать отчетность для проверки. Уличенных в сокрытии доходов ждала, так сказать, "вынужденная поездка на север". В итоге деловая активность честных торговцев падала, позитивные экономические подвижки оказывались медленными и нерешительными, далекими от нормального рынка.

Известный политический деятель монархического лагеря и журналист Василий Шульгин, который в 1926 г. тайно проник под чужим именем из эмиграции в родной Киев и провел здесь несколько дней, потом описал свои впечатления в книге "Три столицы". Одним из главных тезисов было утверждение: в условиях нэпа "все, как было раньше (т. е. при царе), только хуже".

Затертый гегемон
Большевистская пропаганда не уставала говорить о гегемонии пролетариата в общественном устройстве советской державы. Но, несмотря на все декларации, положение конкретного рабочего в пору нэпа оказалось незавидным. Зарплату многим пролетариям начисляли крайне скудно, она не поспевала за ростом цен. Это было связано, в частности, с безработицей: ведь дореволюционная промышленность в значительной степени оказалась разрушенной.

Действовали биржи труда (в 1924-м их реорганизовали, создав структуры с более деликатным названием "посреднические бюро"). Пособие по безработице было мизерным, в размере 1/6 среднего заработка для данной местности. Поэтому в конфликтах с начальством трудящийся был едва ли не более беспомощным, чем в царские времена. При малейшем возмущении его запросто могли уволить, придравшись к первому попавшемуся поводу. Хотя, по идее, к его услугам были местные комитеты профсоюзов, пронизывавших все структуры; он мог обратиться в суд, в специально созданные расценочно-конфликтные комиссии (РКК) и т. п. Однако профсоюзы уже тогда откровенно спелись с администрацией, а разбирательство в судах и комиссиях тянулось долго и далеко не всегда решение принималось в пользу жалобщика. Посему гегемону выгоднее было молчать в тряпочку. За послушание его вознаграждали разными льготами и привилегиями, скидками в оплате коммунальных услуг.

Реклама на dsnews.ua

Еще одним инструментом, который вроде бы должен был облегчить существование пролетариата в рыночной среде, стали так называемые рабочие кооперативы. Кооперация, организованная на классовых началах, была призвана стать альтернативой частной торговле, обеспечить трудовому элементу товары по доступным ценам. В Киеве того времени сеть так называемых "Сорабкопов" была довольно широка. Упомянутый выше Василий Шульгин наведался в одно из таких заведений на Крещатике: "Зашел я в какой-то ярко освещенный магазин. Кажется, на нем было написано "Сорабкоп". Долго я скреб голову, пока догадался, что сие должно означать: Советский рабочий кооператив. Этих сорабкопов, между прочим, тьма-тьмущая повсюду. Вошел. Много света и масса людей. Еще больше предметов. Посмотрел налево — всякая живность, мука, масло, сахар, гастрономия, в глазах рябит от консервов. Посмотрел направо — тетради, карандаши, миски, чайники, лампы и всякие блестящие штучки. Одна такая блескунья меня приманила: дай, думаю, куплю стаканчик и блюдечко для бритья (из алюминия) на память о древнем городе Киеве".
Шульгин обратился к продавцу, осаждаемому толпой клиентом. Тот препоручил покупателя шустрому молодому приказчику, чтобы тот достал с верхнего стеллажа вожделенный товар. "Юноша несколько раз лазал наверх, но все доставал не то. И при окончании каждой экспедиции на него набрасывалась туча женщин, требовавших чайников, рукомойников и ламп. Перед такими солидными покупательницами я, естественно, со своим стаканчиком оттирался". Но даже после того, как желаемая покупка, наконец, оказалась в руках у Шульгина, он еще не мог завладеть бритвенными принадлежностями, пока не заплатит рубль с лишним в кассу. А к ней тянулись сразу два хвоста. Один — обычная очередь, а второй — "очередь внеочередников", которую составляли приви­легированные покупатели из числа членов кооператива. Разумеется, эти внеочередники должны были, по идее, представлять собой пролетариев и, разумеется же, на самом деле они меньше всего походили на рабочих.

Отстояв, сколько положено, в "рядовой" очереди и обретя свой стаканчик, Шульгин пришел к выводу: "Может быть, очень хороши советские рабочие кооперативы в сравнении с тем временем, когда люди падали от голода на улицах и вместо чаю и сахару грызли булыжники, но по сравнению с обыкновенной торговлей, какая есть во всем свете, не особенно удобно. Вот учил их Ленин торговать, и до сих пор не выучились".

В рядах "совслужей"
Наряду с гегемонами-рабочими, ряды трудового элемента включали и советских служащих. На языке нэповского времени их сокращенно называли "совслужи". Целую вереницу "совслужей" в учреждении города Черноморска (Одессы) изобразили Ильф и Петров в "Золотом теленке". В их ряды затесался и Александр Корейко, подпольный махинатор-миллионер, прикрывавшийся для вида жалким 46-рублевым жалованием. При встрече с ним Остап Бендер бросил такую фразу: "Первая ваша жизнь всем известна. От десяти до четырех вы за советскую власть. Но вот о вашей второй жизни, от четырех до десяти, знаю я один".

"От десяти до четырех"... Таков был рабочий день Корейко и ему подобных. Нетрудно подсчитать, что он длился всего шесть часов. Это отвечало нормам тогдашнего КЗоТа. Статья 95 Трудового кодекса гласила, что "для лиц, занятых умственным и конторским трудом, за исключением тех, работа коих связана непосредственно с производством" продолжительность рабочего времени не может превышать шесть часов, наравне с исполнителями подземных работ и подростками 16-18 лет. Неужели конторщиков по интенсивности работы действительно можно было сравнить с рудокопами? Нет, просто у служащих безработица была значительно выше, нежели у пролетариев. И для них ввели специальный укороченный распорядок, увеличивая таким образом число рабочих мест.

Конечно, жалование "совслужей" при этом урезалось. Но все же "пролетарии умственного труда" отчаянно цеплялись за любую должность, которая позволяла хоть как-то сводить концы с концами и числиться в рядах трудящихся (что сулило льготы в налогообложении и начислении квартплаты). Осип Мандельштам писал: "Одно в Киеве очень страшно: это — страх людей перед увольнением, перед безработицей... Потерять работу можно — по сокращению (режим экономии) и украинизации (за незнание государственного языка), но получить ее невозможно. Сокращенный или сокращенная даже не сопротивляются, а просто обмирают — как жук, перевернутый на спинку, или ошпаренная муха... Вместо серной кислоты обиженные киевские жены мстят мужьям, добиваясь их увольнения".

Советский режим в сравнительно либеральные времена (до наступления сталинского террора) пользовался именно этим инструментом, чтобы добиваться от граждан лояльности. Время от времени в каждом учреждении устраивали "чистку" — нечто вроде переаттестации. Только членов комиссии по чистке не так интересовало качество работы данного служащего, как его происхождение (для "классово чуждых" лиц действовали неприкрытые запреты на профессии), его поведение, характер высказываний. Понятно, что под этим дамокловым мечом "совслужи" вели себя в отношении большевистской власти тише воды, ниже травы. А уже потом угрозу увольнения сменила угроза физического уничтожения...

Книжка, от которой старались избавиться
Основным документом, который в период нэпа определял взаимоотношения трудящихся и администрации, была так называемая расчетная книжка. В нее вписывали условия работы на данной должности и регулярные расчеты заработной платы.

Чтобы каждый советский работник знал свои права и обязанности, значительную часть расчетной книжки составляли выписки из нормативных актов, в частности, из КЗоТа. Здесь можно было прочитать все, что касалось порядка найма и увольнения, оплаты сверхурочных работ, предоставления выходных дней и отпусков, компенсации простоев и командировочных расходов, социального страхования, решения конфликтов и т.п.

Расчетная книжка должна была храниться у работника. Но когда его принимали куда-нибудь на службу, он передавал ее в контору, а взамен получал "контрамарку" (квитанцию). Поэтому всякий трудящийся стремился как можно скорее сбыть эту книжку с рук долой. Ведь если он получил ее на руки, то это попросту означало, что его уволили.

    Реклама на dsnews.ua