Бренд с короткой стрижкой

В своей книге "Sex в большой политике" Ирина Хакамада рекомендует аккуратно опаздывать на различные встречи. На ее взгляд, это единственный способ оказаться действительно вовремя в нужном месте. На приемы в посольствах она обычно опаздывает на 20 минут, на банкирские тусовки — на 40, на правительственный банкет — на 10 минут. "При этом моя непобедимая пунктуальность никак не страдает, потому что на самом деле я всегда приезжаю вовремя. Просто припарковываю машину за углом и читаю прессу. Или прошвыриваюсь по окрестным магазинам". Ознакомившись с этими советами, нам оставалось только догадываться, как сильно Хакамада опоздает на интервью "ВД". Каково же было наше удивление, когда в холле гостиницы она появилась ровно в оговоренное время — минута в минуту. На своих корпоративных тренингах Ирина рекомендует руководителям компаний быть максимально концентрированными в общении с журналистами. Очевидно, даже более концентрированными, чем с послами и членами правительства.

Книги и тренинги заняли львиную долю рабочего времени Ирины Хакамады после того, как в марте 2008 года она заявила об уходе из российской политики. При этом она тут же стала востребована в политике украинской. В качестве консультанта ее рады видеть представители самых разных политических сил. Но конкретные имена и партии она предпочитает не афишировать — таково негласное правило политического консалтинга. Зато в своих оценках политической ситуации в Украине — максимально публична и откровенна. "Украинцы выбирают из двух зол наименьшее. Но, по-моему, у вас очень красивое зло, вам повезло", — заявила она на ток-шоу Савика Шустера во время недавнего приезда в Киев. И сразу призналась, что крайне огорчена неэффективностью президентства Виктора Ющенко и неспособностью украинских политиков найти точки для консолидации. В России Ирина Хакамада столь резких публичных заявлений о президенте позволить не может, да и о доступе к прямому эфиру на общенациональном канале может только мечтать. Возможно, именно поэтому ее все чаще можно увидеть в Киеве, где за острые высказывания политику не грозит перспектива оказаться за решеткой.

В последнее время украинскую политику вы комментируете едва ли не чаще, чем российскую. Да и в Киев зачастили. Консультируете кого-то из кандидатов в президенты?
— Сегодня не консультирую. Один из потенциальных кандидатов рассматривал возможность своего участия в президентской кампании и приглашал меня для консультаций. Но в итоге он решил в выборах не участвовать. Возможно, еще позовут на будущие парламентские выборы. Мне украинская политика очень интересна, она очень "живая". Правда, в последнее время появились намеки на то, что эта "живость" может пропасть. Это мелочи, которые пока никто не замечает, но я профессионал и вижу эту угрозу.

Вы имеете в виду призывы к "сильной руке" со ссылкой на Москву?
— Да, и такие призывы имеют определенную поддержку в Украине.

А есть ли мелочи, указывающие на то, что, наоборот, Россия станет более демократичной?
— На данный момент такой возможности я не вижу. Более того, тренд как раз противоположный. Многие думали, что экономический кризис изменит отношение людей к власти. Но если раньше нынешний режим обеспечивал стабильность за счет подъема экономики, то теперь — выкручиванием рук всем, кто позволяет себе критику. В итоге политика вытеснена на кухни, как во времена застоя.

Владимир Путин своими действиями дает много поводов для критики со стороны оппозиции. Достаточно вспомнить непрозрачную систему подозрительных частных посредников на рынке экспорта российского газа. Почему политики об этом молчат?
— Расследовать коррупционные схемы могут только свободные СМИ. В Москве их не осталось. Есть немного свободы у радийщиков, но и им крайне нелегко. Еще одним пристанищем свободы слова стал, как ни странно, глянец. Глянцевые журналы охватывают очень узкий круг читателей, поэтому их не трогают. Но как только их аудитория расширяется — начинаются проблемы.

В Украине подобные проблемы со свободой слова тоже были, но журналисты при помощи оппозиционных политиков сбросили цензуру. Как московская журналистика с ее мощным интеллектуальным потенциалом дала себя так "нагнуть"?
— Еще как дала, по полной программе. Очень многие просто продались. В России для этого были использованы очень большие деньги. А к тем, кто не продался, применили другие методы. У Ходорковского были очень большие деньги, но в результате он оказался в тюрьме. Ни за какие деньги оппозиционный политик сегодня не может попасть на федеральные телеканалы. Возможно, только когда в Москву приезжают Барак Обама или Хиллари Клинтон и нужно показать, что свобода слова все-таки есть, то пригласят на какое-то ток-шоу в ночное время.

В Украине тоже так было. Но не могут же умные демократы просто проиграть силовикам из страха? Украинская история, к тому же, показала, что и среди силовиков достаточно умных людей.
— Мне в голову приходит только две причины, почему сравнение оказалось в пользу Украины. Во-первых, возможно, украинская генетическая кровь просто более храбрая. Хотя я против таких подходов к социальным явлениям, да и кровь наша давно перемешана. Во-вторых, в Украине более сильны исторические традиции демократии за счет близости к Европе. А в Москве просто не оказалось людей, которые даже за очень большие деньги не будут "гнуться". Когда умер Гайдар, журналисты спрашивали меня: он был бойцом или интеллигентом? То есть подсознательно они уже противопоставляют эти два понятия.

Но вы тоже решили, оставаясь интеллигентом, перестать быть бойцом, не так ли?
— Я просто поняла, что, занимаясь в таких условиях политикой, перестану быть собой. Я не уличный политик, не революционер. Не могу я с Эдуардом Лимоновым и Гарри Каспаровым с утра до вечера бегать и махать транспарантами. И даже если я буду с ними бегать, — у меня нет финансовой защиты. Каким бы гениальным ни был политик, в России с ним не будут считаться, если у него нет огромного пакета с деньгами. Мало, чтобы за тобой был народ. За тобой должны быть финансовые группы.

Разве российскому демократу сложно найти деньги на Западе?
— Сложно. На Западе все тоже боятся и предпочитают дружить с Кремлем. В том числе и Барак Обама. Запад финансирует только тех, кто имеет шанс. В России таких шансов пока не имеет никто.

Брендом на жизнь
После ухода из политики Ирина Хакамада занялась довольно редким бизнесом — продажей бренда, которым на просторах СНГ давно стала ее собственная фамилия. Ее тренинги, посвященные лидерству, искусству деловых переговоров, имиджу или эффективным коммуникациям, не содержат каких-то уникальных авторских исследований. Тем не менее люди тысячами ходят на ее мастер-классы, ориентируясь исключительно на "раскрученное" имя. График лекций у нее расписан на месяцы вперед, несмотря на то что цены на них далеко не низкие. Индивидуальное участие в мастер-классе стоит 1600-3500 грн., а разовый корпоративный тренинг — $5-6 тыс. Также Хакамада довольно успешно продает свой бренд в издательском бизнесе (с 2006 г. вышло уже шесть книг, в апреле ожидается презентация новой) и дизайне одежды. Если точнее, одежду придумывает и шьет московский дизайнер Елена Макашева, а сама Хакамада занимается главным образом идеологией коллекций, объединенных под брендом "ХакаМа". Как и следовало ожидать, в этой одежде очень много японского, а в цветовой гамме предпочтение чаще всего отдается черному. Моду на строгие темные деловые костюмы в сочетании с короткой прической Хакамада ввела еще в конце 1990-х, когда пришла в политику и стала востребована в качестве ньюсмейкера на телевидении. Теперь же просто пожинает плоды имиджа, который, по ее словам, тогда придумала сама на скорую руку.

Ну а первым бизнесом Ирины Хакамады стал кооператив "Системы+программы", открытый еще в советское время, в 1989 году. Для улучшения продаж программного обеспечения она постоянно налаживала теплые отношения с банкирами и фондовиками, благодаря чему вскоре стала членом биржевого совета Российской товарно-сырьевой биржи. Собственно, оттуда, поднабравшись знаний и опыта, она и подалась в политику. Заработки тех времен несравнимы с нынешними относительно скромными доходами от мастер-классов. Но на большее Хакамада, очевидно, претендовать пока не может — все из-за того же имиджа "продвинутого демократа", который у российских властей, мягко говоря, не в почете. Впрочем, финансовые тылы надежно обеспечивает муж Владимир Сиротинский. До кризиса он неплохо заработал на инвестиционном посредничестве, управляя рядом международных проектов на рынке недвижимости. При этом сам супруг Ирины Хакамады утверждает, что на личные расходы его жена зарабатывает сама и не припомнит, когда в последний раз давал ей деньги.

Бренд "Хакамада" приносит вам неплохой доход. Вы легко им рискуете, открывая новые проекты?
— Мне кажется, мой бренд очень сложно испортить. Он популярен, несмотря на то, что меня не пускают на федеральное телевидение. Тем не менее я, конечно же, знаю законы профессионального управления брендом и использую их. В первую очередь — постоянно посылаю людям сигналы, которые благодаря "сарафанному радио" пробивают все стены. Если эти сигналы на слуху, значит, бренд жив.

У вас не случается раздвоения из-за того, что бренд "Хакамада" давно живет своей жизнью?
— Между мной и брендом "Хакамада" не так уж много отличий. Хотя, возможно, это есть в одной позиции. В период моей максимальной политической активности был создан образ железной стервы, пантеры, которая легко бросается и вгрызается в шею. При этом она не перестает улыбаться, и вы даже не заметите, как она вас сожрет и переварит, а затем, урча и виляя хвостиком, исчезнет. Я уже давно не соответствую этому образу.

Коммерчески наиболее успешной стала реализация бренда "Хакамада" в программе тренингов?
— Да, я просто угадала, на что стоит сделать ставку. Мастер-классы оказались очень успешными. Оказалось, что людям очень важно знать, как стать лидером. Я объясняю, кто такой лидер, с позиций даосизма. И вывожу на то, как я сама двигалась к тому, чтобы стать лидером своей жизни. Говорю: не бойтесь крушить социальные стандарты, стены и идти против большого течения, если чувствуете, что идете за своим внутренним течением. Если есть энергия и уверенность в своей правоте, бояться не стоит.

Но при этом лично вы в политике решили стены не крушить. С личным примером не сложилось?
— Как раз наоборот. Даосизм никогда не учит биться головой о стену и разбивать мозг — в этом нет искусства жизни. Он учит чувствовать свой личный поток, двигаться без сверхусилий, но двигаться всегда. Когда я решила использовать свой бренд для помощи людям, оказалось, что большинство из них политикой вообще не интересуется. Им интересно, как стать лидером своей жизни.

Часто ли к вам обращаются бизнесмены с целью получить права на использование бренда "Хакамада"?
— У нас очень жлобский рынок интеллектуальных прав. Бизнесмены придумывают проекты, в которых, как правило, получают бренд "Хакамада" бесплатно под видом креатива.

И в каких сферах чаще всего видят бренд "Хакамада" коммерсанты?
— Очень часто в одежде. Недавно мне предлагали отдать свой бренд для запуска новой линии одежды в Голландии, но я отказалась. Ведь у меня уже есть своя торговая марка в одежде. Нередко мой образ используют в различных гламурных инсталляциях. В них я могу или летать где-то, или переодеваюсь во что-то. Легко на это соглашаюсь, мне это нравится.

Крадут бренд часто?
— Попытки украсть бывали, но бренд настолько яркий, что история обязательно выливается в уголовное дело. На Дальнем Востоке придумали напиток, который повышает мужское либидо. На этикетке был мой портрет. Но эти жулики быстро попались, ими заинтересовались спецслужбы. Там наверняка знали, что я никогда в жизни не согласилась бы на такое. Позвонили мне, уточнили и прикрыли выпуск того напитка.

А в каких новых сферах вы планируете реализовать свой бренд?
— Сейчас я ищу деньги на фильм. Думаю, это будет неплохое развитие моего бренда.

Предательство
Самой загадочной страницей публичной карьеры Ирины Хакамады стало ее решение уйти из политики весной 2008 года. Фактически с того момента растаяли последние надежды приверженцев классической, а не "управляемой" демократии в России. Поэтому многие либералы склонны считать поступок Хакамады предательством демократической идеи. Тем более, что с тех пор Хакамада склонна высказываться о своем бывшем главном оппоненте Владимире Путине со сдержанной симпатией. Что случилось тем мартовским днем, когда лицо российского оппозиционного движения вдруг сдалось на милость победителей, достоверно неизвестно до сих пор. В своих интервью Хакамада мастерски избегает разговора непосредственно о том периоде. До этого она три года проработала вице-спикером Госдумы, а затем участвовала в президентских выборах. Хоть и набрала около 4% голосов, мало кто сомневался, что реальный результат был в разы большим — просто в России по традиции выиграл тот, кто считал голоса.

Возможно, ответ на вопрос о реальных причинах ухода Хакамады из политики стоит искать в приключениях главного финансового донора ее президентской кампании, соучредителя печально известной компании "ЮКОС" Леонида Невзлина. За несколько месяцев до марта 2008-го стало известно, что бизнесмену "шьют дело" о преступном сговоре с целью совершения преступлений против общества, что в России тянет на пожизненное заключение. По подобным обвинениям в тюрьму в свое время попал и главный хозяин "ЮКОСа" Михаил Ходор­ковский. Невзлина спасло только то, что он с 2003 года является гражданином Израиля. Москва до сих пор добивается его экстрадиции. Очевидно, в тот момент Хакамада во всех деталях рассмотрела перспективы политика, которого финансировал Невзлин, и решила не рисковать. По-человечески этот поступок понять можно. Когда речь зашла об угрозе жизни, стоило подумать не только о политике, но и о дочери. Но с того момента ни Михаил Касьянов, ни Гарри Каспаров так и не доросли до уровня Ирины Хакамады, чтобы полноценно презентовать демократическую оппозицию в России.

Вы каждый раз по-разному отвечаете на вопрос об обстоятельствах, при которых приняли решение уйти из политики. Как это было на самом деле, что стало последней каплей?
— Я тогда работала с Михаилом Касьяновым (в общественном объединении "Российский народно-демократический союз", куда вошла партия Хакамады "Наш выбор" — прим. "ВД") и в какой-то момент поняла, что обратной связи у меня нет даже с ним. Вокруг него была выстроена стена, и мои предложения перестали доходить. Я оказалась политиком, чей опыт никому не нужен. Это и стало последней каплей. Отдала партию Касьянову и ушла. Но сжигать мосты за собой я начала раньше. Еще когда на президентских выборах я получила 4%, стало понятно, что пора уходить. Тогда в один момент от меня отвернулись все бизнесмены, которые давали деньги на избирательную кампанию. Они мне говорили, что боятся спецслужб. Без денег заниматься политикой нереально. Некоторое время я еще держала партию, мучилась, выпрашивая деньги. Но потом устала мучиться и ушла.

То есть ключевым стало отсутствие денег?
— Конечно. Люди дико испугались. Я после президентской кампании не могла даже офис для партии снять, хоть подвал какой-то.

Правда ли, что после избирательной кампании у вас на руках еще оставались большие деньги?
— После любой избирательной кампании остаются какие-то деньги. Я направила их на содержание партии.

Ходят слухи, что значительную часть этих средств вы вложили в недвижимость. Это правда?
— Нет, все деньги я фактически "сожгла" в партии.

Бизнесмены, которые давали вам деньги на избирательную кампанию, требовали отчета?
— Нет, мне просто давали деньги под честное слово. В таких случаях доверие выходит на первый план.

Правда ли, что решение уйти из политики было принято после того, как серьезные неприятности начались у одного из главных спонсоров вашей политической карьеры Леонида Невзлина?
— Большие неприятности у него начались, как только он решил меня поддержать. Отношения у нас завязались, когда я искала варианты лечения дочери от рака в 2003 году. Можно было лечить в России, Германии или Израиле. Тогда Невзлин собрал всю информацию об Израиле, но я решила, что лучше все сделать в России. И вот однажды ночью, когда было совсем плохо, муж сказал, что понял: чтобы дочь выздоровела, я должна пойти в президенты. До этого я долбила Союз правых сил, чтобы они поддержали меня на пост президента, но они отказались. И вот муж говорит: "Давай!". А деньги? Мы обратились ко всем за помощью, народ, кажется, заинтересовался, но денег не давал. И вдруг звонит Невзлин и говорит, что он готов спонсировать мою избирательную кампанию. После него с поддержкой пришли многие. Но было важно, что нашелся кто-то первый.

За эту поддержку Невзлин поплатился заочным приговором к пожизненному заключению?
— Я уверена, что этот приговор стал прямым следствием его поддержки моей избирательной кампании.

После этого все поняли, что общаться с вами просто небезопасно?
— Это стало понятно всем сразу после выборов. Полтора года я была как в стеклянной камере — полная блокада. Мне руку боялись протянуть. Сейчас это уже позади, но тогда было страшно — полтора года дикой депрессии.

Вы чувствовали опасность для своей жизни?
— Угрозы поступали в период избирательной кампании, потом все успокоилось. До меня дошла информация, что настроения уничтожить меня были, но заступился Путин.

Сегодня вы довольно часто с симпатией отзываетесь о Владимире Путине. Это плата за нынешнее спокойствие?
— Мне антагонистична система власти, которую построил Путин. Но сам он как личность не так однозначен. В период 1999-2001 годов у нас были хорошие отношения.

Вы разделяете отношение к нему как к человеку и как к политику?
— Да. Человек он очень странный. Он умеет вызвать симпатию. Из-за этого я однажды очень искренне поверила, что он станет полуавторитарным прогрессивным реформатором. Но это была ошибка.

Иероглифы
Когда у Ирины Хакамады портится настроение, она бросает все и начинает рисовать японские иероглифы. Причем рисует тушью на специальной рисовой бумаге. Говорит, если вдруг показалось, что ее никто не любит, достаточно сто раз нарисовать иероглиф, обозначающий слово "любовь", и наутро опять счастлива. Кстати, дочь японского коммуниста, эмигрировавшего в СССР в 1939 году по политическим мотивам, старается не забывать о своих корнях. В Токио она бывала не раз и может похвастаться знакомством практически со всеми представителями политического истеблишмента этой страны. По словам Хакамады, время от времени к ней за рекомендациями обращаются японские инвесторы. Правда, сама она инвесторов под свои проекты в последнее время находит с трудом.
Сейчас Ирина Хакамада ищет деньги для съемок артхаусного фильма по собственному сценарию. По слухам, фильм будет посвящен идее политического самоубийства. Возможно, именно мрачная идея отпугивает потенциальных инвесторов. Но кто знает, если Ирина сто раз напишет на рисовой бумаге иероглиф, обозначающий слово "деньги", возможно, ситуация изменится к лучшему.

Что такое в вашем понимании артхаусное кино?
— Это некоммерческое искусство, нацеленное исключительно на вкус автора, а не на то, что нравится публике. Я уже миллион сценариев написала. Стоимость изначального проекта составляла $4 млн, теперь пришлось все свести к бюджету в $1 млн. Переговорила уже со всеми, кого это может заинтересовать, но на съемки дают какие-то копейки. Уже два года на это убила.

О чем сценарий?
— Рассказывать детали не буду, а то украдут. Могу лишь сказать, что героиня — политик. Она попадает в заложники и вспоминает всю прошлую жизнь. Потом кое-что происходит онлайн, кое-что происходит с миром, а в конце героиню все сдают.

Больше похоже на блокбастер. А в чем здесь артхаус?
— Я хочу через сценарий показать, что происходит внутри политика, с его личностью. Это мало кто знает. Политик — очень плоская фигура, манекен. Но в его душе тоже бывают бури. В кино много рассказывают о душе художника, режиссера или врача. А реально о политике рассказать пока никто не решается.

Возможно, поэтому и денег на такой сценарий не дают?
— Да. Я видела другие сценарии о политике — это чушь. Мой явно лучше. Но люди боятся давать деньги на такой проект, придумывают разные отговорки.

Не слишком ли дорог сам проект для артхаусного кино?
— Если максимально все сократить, можно уложиться в $700 тыс. Меньше никак. Это при том, что актеры будут играть почти бесплатно.

В Украине пробовали найти деньги на проект?
— Да, но здесь практически то же самое. С деньгами плохо, и поэтому все смотрят на окупаемость проекта. Тот, кто захочет его финансировать, может сделать себе определенную репутацию, но отбить деньги будет невозможно. Эту картину можно будет послать на фестиваль и в дальнейшем строить на этом имидж.

Перспектива
Слухи о возможном возвращении Ирины Хакамады в российскую политику время от времени будоражат московский истеблишмент. Возникают они, как правило, с приближением очередных парламентских или президентских выборов. Но сама Хакамада продолжает всячески дистанцироваться от борьбы за власть. Исключение она сделала только на последних выборах президента, но ее активность ограничилась заявлением о поддержке кандидатуры Михаила Касьянова. При этом ни особых эпитетов в адрес главы Российского народно-демок­ратического союза, ни тем более критики в адрес действующей власти из ее уст не прозвучало. Тем не менее, если на Западе возникнет реальная заинтересованность в мощном лидере демократической оппозиции и в этот проект будут вложены многомиллионные инвестиции, Хакамада наверняка будет рассматриваться как наиболее перспективный кандидат. В интервью "ВД" она четко дала понять, что сумма таких инвестиций будет едва ли не самым главным критерием, по которому она будет оценивать привлекательность предложения.

Ну а пока Ирина предпочитает заниматься бизнесом и открыта для предложений коммерсантов по использованию ее фамилии в качестве бренда. Кстати, "ВД" она призналась, что сам бренд на нее официально не зарегистрирован. Уверена, что и так всем понятно, кто хозяин этой фамилии. В каких сферах в дальнейшем будет использоваться бренд, остается только догадываться. Вполне возможно, что свой спрос на этом рынке сформируют и украинские партии. Ведь в крупных городах нашей страны Хакамада популярна не менее чем в России, и ее призыв голосовать за того или иного кандидата может оказаться вполне эффективным.