Последняя денежная перестройка
Масштабности трех реформ-предшественниц — ленинской, сталинской и хрущевской (см. "ВД" №№36-38) — не было, и потому горбачевская считается "урезанной". Вместе с тем, ее предпосылки, условия проведения и результаты перекликаются с наименее удачными попытками укрепить национальную валюту и стабилизировать денежное обращение в стране, сделав его эффективным. Предпринятый ровно 30 лет спустя после хрущевского финансового "маха" частичный обмен денежных знаков коснулся только банкнот высших номиналов (50- и 100-рублевых купюр). "Пожарная" мера лишь на короткое время замедлила скорость локомотива инфляции. Но не сумела воспрепятствовать ни ценовому беспределу, ни прочим событиям и обстоятельствам, неотвратимо тащившим к пропасти финансовую жизнь страны, чья экономика и без того была уже изрядно подорвана неуклюжей перестроечной политикой генсека-реформатора-президента Михаила Горбачева и его окружения.
В октябре 1964 г. пост №1 в КПСС перешел к Леониду Брежневу, а руководство Совмином — к Алексею Косыгину, с идеями которого принято связывать очередной этап экономических реформ в СССР. Денежного обращения они не коснулись. Новое руководство страны сосредоточило внимание на техническом перевооружении народного хозяйства, автоматизации производства и управлении производственными процессами. Такие шаги привели к увеличению соответствующих капиталовложений на 47% и довели их до уровня 310 млрд руб. В сельском хозяйстве был взят курс на агропромышленную интеграцию. На нее израсходовали около 170 млрд руб., следствием чего стал неплохой результат в производстве овощей, эфиромасличных и других культур.
Однако в 1970-е "застойные" годы реформы Косыгина по изменению принципов управления экономикой и ее стимулированию рублем забуксовали. И, в конце концов, оказались неосуществленными.
Многое из предлагавшегося этим образованным, умным и деловым человеком шло вразрез не только со сложившимися традициями, но и конкретными интересами оформившейся к тому времени новой касты партийно-хозяйственной номенклатуры. Ее члены рассматривали себя в качестве постоянных, несменяемых начальников. Параллельно интенсивно формировалась теневая сфера экономики страны. В ней особую роль играли сельскохозяйственные и торговые "мафии", аккумулировавшие громадные материальные ресурсы и колоссальные суммы наличных денег.
Для будущего финансовой жизни СССР это явление рождало сильнейшую деструктивную волну. Но стареющий генсек Брежнев и прочие почтенновозрастные государственные мужи той поры этого словно не замечали. К тому же все брежневские годы один за другим праздновались шумные юбилеи и устраивались торжества: 20-летие Победы в Великой Отечественной войне (1965 г.), 50-летие Октябрьской революции (1967 г.), 100-летие со дня рождения Ленина (1970 г.), Олимпиада (1980 г.). По всем этим и прочим поводам чеканились и выпускались в обращение бесчисленные юбилейные монеты (рубли и копеечные номиналы), а олимпийская нумизматическая серия включала даже коллекционные изделия из драгметаллов.
С приходом к власти нового поколения партийно-государственных руководителей во главе с Михаилом Горбачевым связаны наиболее радикальные реформаторские эксперименты в советской экономике. Первым шагом стало провозглашение в апреле 1985 г. курса на ускорение социально-экономического развития, потребовавшего крупнейших денежных вливаний. Только на реконструкцию и техническое перевооружение производства планировалось израсходовать 200 млрд руб. И это в то время, когда одни лишь военные расходы в стране составляли около 100 млрд руб. в год, а их доля в госбюджете равнялась 26%! Да и для тогдашних поисков эффективных ответов на американские планы модернизации ядерного оружия и "звездных войн" (рейгановской программы противоракетной обороны) нужны были все новые миллиарды. Доходы же бюджета, начиная с 1986 г., стали резко сокращаться. Во-первых, снижение мировых цен на нефть и газ привело к уменьшению доходов СССР от внешнеэкономической деятельности на 9% (с 71,1 млрд руб. в 1985 г. до 64,4 млрд руб. в 1986 г.). Во-вторых, в результате Чернобыльской катастрофы непредвиденные расходы государства составили 20 млрд руб., из которых 8,5 млрд были истрачены в первые месяцы после аварии. В-третьих, на тот же 1986-й пришлись и 9 млрд убытков от горбачевской антиалкогольной кампании.
Все это привело к тому, что средства на "ускорение" — т.е. модернизацию экономики — можно было изыскать только путем резкого увеличения бюджетного дефицита. Декларируя недопустимость бюджетного дисбаланса, горбачевское руководство за шесть лет расшатало финансовую систему государства в гораздо большей степени, нежели это имело место за все 18-летие "брежневского застоя". Если в 1985 г. дефицит госбюджета составлял около 14 млрд руб., то в 1991-м он превысил 58 миллиардов. Денежная эмиссия тех времен стала беспрецедентной за весь послевоенный период.
Превышение денежной массы над товарной за годы перестройки увеличилось невероятно. Неэффективная погоня за инвестициями привела денежное обращение в полное расстройство. Успев потратить на перестройку 240 млрд руб., государство за три года превысило объем средств, отпущенных на пятилетку. Страну лихорадило от постоянного дефицита на промтовары, на продукты питания, на медикаменты.
Вместе с тем, за те же шесть лет денежные доходы населения выросли на 56%, а сбережения — на 72%. Как итог — излишки денежной массы увеличились на 97%. После принятия закона о кооперации стала стремительно углубляться социальная дифференциация. Болезненный процесс интенсивного расслоения общества проходил на фоне резкого падения покупательной способности советских денег.
За годы перестройки рубль успел потерять более 30 коп., причем в разных республиках этот процесс шел неравномерно, стимулируя центробежные тенденции в масштабах всего Союза. Например, более значительное падение курса рубля в Прибалтике создало механизм откачки товаров из других республик, переполняя их обесцененными рублями. В 1991 г. региональные администрации под лозунгами "защиты" внутренних потребительских рынков стали вводить в оборот различные купоны, талоны и т.п. — в дополнение к рублям для торговли на местах. Так начало разрушаться валютное единство страны.
Последний период перестройки стал звездным часом торговой мафии, обогащение который даже по сравнению с брежневским периодом пошло вперед семимильными шагами. Это стало мощнейшим дополнительным фактором, подрывавшим и без того "ослабевший" рубль. Параллельно подкоп с закладкой "мины" под фундамент советской валюты велся и с другой стороны. В 1990 г. коррумпированные чиновники и разбогатевшие хозяйственники, легальные и подпольные собственники изрядных рублевых капиталов начали интенсивно обменивать свои миллионы через Внешэкономбанк на форинты и злотые. Поскольку курс венгерской и польской валют был искусственно занижен по отношению к рублю, благоприобретенные денежки тогда еще "братских" соцстран можно было потом выгодно "махнуть" на доллары. Соискателей твердой валюты не пугали ни обязательные взятки кассиршам (около 2 тыс. руб.), ни подать рэкетирам, густой сетью окружавшим банки (около 10 тыс. руб.). Полученная прибыль от валютных махинаций покрывала все расходы, ведь каждый доллар по венгерской линии обходился нашим "бизнесменам"-миллионерам всего в три рубля, а по польской — в 7 руб. (Курс же доллара на "черном" валютном рынке до 1991 г. составлял 25-30 руб.).
А в результате интенсивной утечки советских денег за границу там оказалась рублевая масса, оценивавшаяся в 100 миллиардов. Угроза "вброса" ее в страну, имевшую и без того подорванную денежную систему, была более чем реальной и требовала срочных контрмер.
В такой отчаянной экономической ситуации оказался Советский Союз, когда его правительство возглавил Валентин Павлов, занимавший ранее пост министра финансов.
Новый премьер сразу же попытался принять решительные меры по спасению гибнущего рубля. Возглавив Совмин 14 января 1991 г., Павлов девять дней спустя начал денежную реформу. Суть ее заключалась не просто в изъятии из обращения максимальных номиналов (50- и 100-рублевых банкнот) образца 1961 г. и простом их обмене на новые дензнаки. Операция имела отчетливый "конфискационный" акцент, поскольку обмен купюр надлежало проводить лишь в размере месячного оклада. При этом "временно" замораживалась значительная часть вкладов населения в сберкассах.
Как утверждал Павлов, срочность проведения реформы диктовалась, помимо прочего, наличием тех самых "роковых" 100 млрд рублей за границей. Последние были якобы "материализованы" именно в крупных, подлежащих изъятию банкнотах. Но если благие намерения премьера обезопасить страну от рублевой "интервенции" из-за кордона можно считать осуществившимися, то внутриэкономический эффект оказался мизерным.
Естественно, что при тогдашнем уровне коррупции масса заинтересованных лиц заранее узнала о грядущем "конфискационном" обмене крупных купюр и загодя успела разменять банкноты на мелкие номиналы. Так что реформа ударила прежде всего по рядовым гражданам. Жалобам, скандалам и прочим проявлениям народного недовольства не было конца. Под давлением обстоятельств Совмин был вынужден дважды пересмотреть сроки окончания обмена денег. Но после каждого переноса прибыль государственной казны уменьшалась. Сразу после начала обмена она составила около 10 млрд руб., в марте 1991 г. — уже 8 млрд руб., а к апрелю сократилась до 4 млрд руб.
Тем не менее реформа создала определенные предпосылки для стабилизации денежного обращения, и так могло бы и произойти, если бы удалось приостановить дальнейший рост эмиссии и снизить темпы инфляции. Номинальная денежная масса, составлявшая в январе 1991 г. 132,7 млрд руб., снизилась в апреле до 125 млрд руб. Однако последующая экономическая политика новоиспеченного первого президента СССР Михаила Горбачева и целиком подчиненного ему правительства Павлова свели на нет положительный эффект денежной реформы. Роковой "торпедой", окончательно подорвавшей временную стабилизацию денежного обращения в СССР, стала крайне неудачная ценовая реформа.
Государственные розничные цены с апреля 1991 г. выросли примерно в три раза. Кооперативные и базарные при этом снизились, но покупательная способность населения была уже на пределе. Резкое падение уровня жизни, вплоть до полного обнищания, было налицо. Чтобы провести компенсационные выплаты населению, государство вновь запустило денежный станок, который уже не останавливался до самого конца существования Союза. Инфляция, начавшаяся еще в доперестроечную пору, стала приобретать признаки гиперинфляции. В обращение были введены новые крупные банкноты, номиналами в 200, 500 и 1000 рублей. С марта по июнь 1991 г. стоимость жизни выросла почти в три раза.
В июне-сентябре денежный кризис резко усилился ввиду реально обозначившегося распада СССР, связанного с отказом союзных республик перечислять средства в союзный бюджет. Золотой запас Союза уменьшился за последний год его истории почти в четыре раза (с 4 тыс. т в 1990-м до 1-1,2 тыс. т в 1991-м). Страна оказалась на грани банкротства. В июле Горбачев даже пошел на незаконное (в обход Верховного Совета) получение в Госбанке 93 млрд руб. на содержание армии и госаппарата. Поражение августовской попытки горбачевского окружения свергнуть президента и взять под контроль ситуацию в стране поставило жирную точку и на судьбе советского рубля. В декабре последнего года истории Страны Советов его курс превысил 170 руб. за 1 доллар. Вот и все.
