Мораль украинцев. Хуже, чем у геев, дела только у "легких наркотиков"
Знакомый писатель, в свое время регулярно посещавший заседания Киевского союза писателей, рассказывал, что все обычно протекает мирно и скучно — тиражи и "толстяки", заявки на членство и отчеты о поездках, надои и урожайность... Но в какой-то момент в зале обязательно поднимается некий поношенный пиджак, который невинно интересуется у руководства каким-нибудь имуществом, еще вот буквально вчера принадлежавшим Союзу... Вечер перестает быть томным. Имущество — известная эрогенная зона руководства любого творческого союза. Президиум приходит в заметное возбуждение. Зал соответствует. Тон речей повышается. Темп нарастает. В воздухе сгущаются "ганьба" и "зрада". Вступают тяжелые орудия — судьбы литературы и бедственное положение родного языка. И наконец (всегда, подчеркивает знакомый писатель), кто-то вскакивает с места и истошно вопит: "Манкурты-ы!!!" После чего в зале поднимается хаос, в котором тонет все...
Эта история вспомнилась мне в связи с публикацией результатов соцопроса одного известного социологического агентства по замеру моральности украинцев. Исследование выявило, что мы, украинцы, приверженцы консервативной морали. В самом что ни на есть гомофобном смысле слова. Шутка ли, один только "запрет однополых отношений" набрал 69% (и еще 23% считают, что их нужно ограничить). Хуже, чем у геев, дела только у "легких наркотиков" (кстати, респонденты знают, что это такое?).
Результаты опроса могли бы выглядеть убедительно (или шокирующе), если бы не странность некоторых формулировок. "Запрет однополых отношений", например. Ведь именно отношений, а не легализации отношений или, скажем, браков, которые действительно можно было бы запретить, если бы они у нас были разрешены. Можно ли в принципе запретить людям отношения, какие именно и каким образом — вопрос к социологам, которые, возможно, сознательно оставили простор для домысла и, соответственно, манипуляции.
Но сколько бы мы ни выиграли процентов "в пользу геев", оспаривая формулировки, нам вся равно будет трудно поспорить: украинцы по соцопросу в целом выглядят не просто консервативными, но крайне консервативными.
Но отчего при виде подобных соцопросов возникает необоримое желание не выпускать из поля зрения чьи-то руки? Судьбы литературы, бедственное положение языка, манкурты, легкие наркотики, разврат, евросодом...
Наверное, потому, что соцопросы в нашей с вами современности, как и любые другие медиаявления, не только (иногда — не столько) что-то отражают, сколько что-то формируют. Что? И для чего? И кому выгодно убедить нас в том, что мы, непримиримые борцы с "отношениями", не просто не любим геев, но и в принципе крепко держимся за консервативные ценности? И кстати, то, что в российской прессе наша социологически доказанная "скрепность" отражена куда массированнее и подробнее, чем в отечественной,— это совпадение?
О традиционной — она же консервативная — морали, кажется, писано-переписано. Как и о том, что консервативная — она же патриархальная — мораль никак не применима к реалиям не только постиндустриального общества, она уже и индустриальному не слишком соответствовала. Но повторять это все не имеет смысла. Не потому, что надоело. А потому, что эти все прилагательные — консервативная, патриархальная и даже традиционная — в нашем случае почти ничего не значат. В любой комбинации имеет смысл только существительное — мораль. Все прилагательные превращают словосочетание в миф.
В нашем смысловом поле вообще любое прилагательное при слове "мораль" отсылает нас к поэтике, а не к политике: консервативная мораль — тавтология, либеральная мораль — катахреза. А была и двойная мораль СССР — простите, снова оксюморон.
Впрочем, нечего на социологию пенять — украинцы действительно консервативны. В том смысле, что проблема морального императива нам вовсе не чужда. Мы действительно чувствительны к вопросу морали — просто потому, что нам ее не хватает, она была выхолощена в советскую эпоху, и на этом пустом месте до сих пор так ничего не и возникло. Потребность в морали заострилась во время Революции достоинства и особенно после того, как началась война. Потому что вопрос о добре и зле перестал быть умозрительным, потому что ответ на этот вопрос стал так же важен, как хлеб насущный. Потому что оттенки серого, в которых мы жили до сих пор и которые помогали нам (и не только нам) чувствовать себя не хуже других, застят глаза, глядящие в прицелы.
Зато в таких сумерках хорошо себя чувствуют бойцы незримого фронта — специалисты по гибридной войне. Той, в которой нам не выиграть: потому что в ней вообще никто не может выиграть. Ее не для того ведут, чтобы выиграть, но просто чтобы была война. Из этой безвыигрышной ситуации, впрочем, можно выйти. Одним единственным способом — "выйдя из сумрака", как пророчески писал один популярный фантаст, тогда еще не бывший бойцом гибридной войны.
Выйти из серой смысловой зоны — значит, определиться с белым и черным. С добром и злом. Со своими и чужими. Это обрекает нас на мораль. И почти наверняка — на традиционную. Ту, которая нам хотя бы немного знакома.
Но тут начинаются манипуляции — подмена целого частностями. Легкие наркотики и проституция вместо системы представлений о добре и зле, разделяемых в обществе, — это то же самое, что "судьбы литературы" и "бедственное положение языка" в ответ на вопрос о неведомо куда уплывшем Доме творчества Союза писателей. Легкие наркотики и владение оружием не только ничего не проясняют в вопросах добра и зла, они уводят разговор круто в сторону и топят его в бессмыслице. Они не дают шанса взглянуть на вещи трезво и прийти к рациональным конвенциям, которые объединят своих, отделив их от чужих. Согласитесь, невозможно, будучи в трезвом уме, солидаризироваться с "запретом на отношения". Не потому, что эти отношения хороши, а потому что язык человеческий протестует против подобных конструкций.
Вообще всякий раз, как вы чувствуете, что язык протестует, можете не сомневаться, что вас водят за нос. Проблема в том, что огромная часть населения нашей страны — абсольвенты "лучшего в мире среднего образования" — имеет весьма туманное преставление о возможностях языка и их границах. То есть манкурты, да. Только им можно "втюхать" все что угодно, включая распятых мальчиков, евросодом, киевскую хунту, в которой — ах! — нет ни одного военного... Мораль удивительным образом связана с языком. Там, где слова лишены смысла, мораль невозможна. Там, где не работают хотя бы базовые представления о морали, становится возможным любое насилие над языком. Порочный круг.
