Потенциальная нация. Что стоит за украинским национализмом
Привет, боец исторического фронта! В прошлый раз мы завели тему о том, что такое нация. Теперь уместно поднять тему про национализм. Что там об этом наука думает, а не партийные идеологи.
В отличие от слова "нация", слово "национализм", с точки зрения истории, уж точно недавнее. Впервые его употребили как определенное социальное и политическое понятие немецкий философ Иоганн Готфрид Гердер и французский консервативный церковный автор Огюстен де Барюэль в конце XVIII в. В начале следующего, ХІХ в., когда слово "нация" уже имело определенный политический смысл (читай предыдущую колонку), слово "национализм" поминали изредка.
По-английски его употребили в 1836-м в богословском понимании доктрины о богоизбранных нациях. С тех пор термин часто отождествляли с национальным себялюбием, но обычно отдавали предпочтение таким понятиям, как "национальность" и "национальная принадлежность" в значении пылкого национального чувства или национальной самобытности.
В последующее время национализм приобрел в общественной и обыденной жизни несколько значений и смыслов, основные из которых таковы:
1) процесс образования и становления наций;
2) чувство и сознание принадлежности к нации;
3) язык, символика, мифология нации;
4) социальное и политическое движение от имени нации;
5) доктрина или идеология нации, общая и конкретная.
Это перечисление характерно для современного обществоведения и изложено британским ученым Энтони Смитом.
У нас бы первое значение могли традиционно отнести к изучению этногенеза — процесса образования этноса, но понятия "этноса" и "нации" не одно и то же. Можно по многим причинам и относительно любого народа поспорить по поводу того, когда возник данный этнос, а когда (и вообще возникла ли) — нация.
Вторая характеристика может существовать без обязательной привязки к языку, символике или политическому движению. Человек может быть пламенным патриотом Украины, что проявляется, например, в "болении" за украинских спортсменов на олимпийских соревнованиях или за футбольную сборную, за "своих", и при этом не особо владеть украинским языком и не питать симпатий к каким-то украинским национальным движениям. Но с определенной точки зрения данный человек — несомненный украинский националист.
Язык и символика (п. 3) вполне могут существовать без особого идеологического обоснования в силу исторической преемственности культурной традиции и общего исторического опыта.
Под символикой подразумевается не только герб, флаг и гимн (это атрибуты не столько национальности, сколько государственности), но все — и от одежды (вышиванки) до общих значимых событий: достижений и трагедий. Тарас Шевченко как выразитель национального духа и его могила на Тарасовой горе в Каневе — явления, как мы понимаем, совсем не обязательно политического или идеологического характера. Они значимы в ином, более глубоком смысле, ближе к иррациональному чувству судьбы народа, говорящего по-украински, точно так же, как эмоции, испытываемые на кургане казацкой могилы, или в храме Святой Софии, или при виде с киевских гор.
Для армян и евреев столь же значимы акты геноцида, холокоста, поэтому не только язык, религия, но и историческая, человеческая память об этих трагедиях объединяют эти рассеянные (диаспорные) народы по всему миру. Вряд ли это чувство можно считать всего лишь проявлением навязанного идеологического заказа. Украинским аналогом этих переживаний является Голодомор 1932–1933 гг.
Национальное чувство неотделимо прежде всего от той эмоциональной составляющей, которая присутствует и в сентиментальных воспоминаниях о "малой" или "большой родине", мыслях о преемственности поколений, о потомстве как о продолжении рода, ощущении принадлежности к какой-то общей, коллективной судьбе.
Для национализма очень важны определенные атрибуты, которые должны обладать престижностью, — название страны, ее государственность, история, культурные институты (от национальной библиотеки до национальной академии наук и национальной оперы). Национальная сборная должна быть лучшей и побеждать, а если нет, то вся нация за нее переживает, а поражение традиционному сопернику может восприниматься обществом чуть ли не как национальное унижение.
К распространенному у нас представлению о национализме (на которое очень повлияла советская идеология) более близки уже упомянутые четвертое и пятое значения (социальное и политическое движения от имени нации; доктрина или идеология нации, общая и конкретная), очевидно политизированные. Правда, они не могут существовать без третьего значения (язык и символика), которое дает им определенный "фон звучания" и визуальный образный ряд.
Как социально-политическое движение национализм не особо отличается от других "игроков" на политической арене, но работает с акцентом на культурные приоритеты. К таким приоритетам относится особое внимание к культурным проявлениям нации — ее истории, искусству, литературе, языку, традициям, ритуалам, фольклору. Если движение социалистической или либеральной ориентации реализует прежде всего определенную социально-экономическую программу, то национализм может иметь таковую (и это сделает его левым или правым национализмом), а может не иметь, добиваясь исключительно культурных целей — языкового равенства или приоритета, защиты национального меньшинства, поощрения или возрождения определенной национальной культуры.
Но мы сразу должны делать поправку: общемировой взлет популизма в последние десять лет делает понятия "левый" и "правый" очень условными. Старые идеологии настолько размылись, что поймать в нынешней мутной идеологической воде хоть какую-то "рыбу" очень непросто.
Возрождение национальной культуры? Оно будет уже не только борьбой за повышение социального статуса своей культуры (от второразрядной или униженной до равноправной или приоритетной), но и (пусть и неявно) политическим шагом.
В начале ХХ в. харьковские жандармы весьма правильно замечали, что даже если украинская газета (т. е. газета на украинском языке) и не "лезет в политику", сам факт печати на украинском уже является делом политическим и чреватым, ведущим к "южнорусскому сепаратизму".
Если нам кажется, что националистическое движение возникает по форме сразу как явно политическое (с митингов, протестов, политических партий и т. п.), то это неверно.
Национализм часто был политическим лишь по скрытому, потенциальному содержанию и по последствиям. Во всяком случае, в нашем регионе Центрально-Восточной Европы национализм возник в виде литературных обществ, собраний любителей фольклора, товариществ для народного просвещения и исторических кружков первой половины ХІХ в. Лишь затем он "дорос" до идеологической стадии, а она, в свою очередь, переросла в политическую — стадию борьбы за мобилизацию масс на реализацию националистической идеологии.
Это было в свое время убедительно показано в работах исследователя национализма Мирослава Гроха. Он попытался проследить пути развития национальных движений тех "малых" (или, точнее, "негосударственных") славянских народов, которые населяли в XVIII — начале ХХ вв. земли Центральной Европы. К концу XVIII ст. они на карте "потерялись" и "растворились", а на протяжении ХІХ в. — "нашлись" и "возродились". Понятно, что к русским это не относится (народ не просто государственный, а очень и очень "державный"), но вполне подходит для чехов, словаков, хорватов и украинцев. Также не особо это касается поляков, поскольку им не было нужды заново открывать себя как отдельную нацию — после третьего раздела Речи Посполитой в 1795-м они не успели забыть о том, кем являются, и просто испытывали на результативность разные стратегии и тактики борьбы за независимость — от вооруженных восстаний до медленной "органической работы".
В общем, если предварительно и наиболее общо суммировать, то
национализм — это просто комплекс идей и представлений, в котором ведущее место занимает нация, ее интересы и задачи.
Но смысловое наполнение этого комплекса (который сам по себе не более чем оболочка, внешняя форма) более конкретным содержанием зависит уже от националистической идеологии, которая может быть весьма и весьма разной.
Если говорить о задачах, наиболее полно объединяющих различные националистические идеологии, то их три и они направлены на достижение расцвета и благополучия нации:
национальная автономия (государственность);
национальное объединение (интеграция);
укрепление национальной идентичности.
Теперь мы можем дать более конкретное определение, опять-таки следуя за Энтони Смитом. Национализм — это идеологическое движение за достижение и сохранение автономии, единства и идентичности населения, представители которого считают, что они составляют реальную или потенциальную нацию.
Еще одно "рабочее" определение давал российский исследователь Владимир Малахов: национализм — это политическая идеология, в которой нация, понимаемая в качестве культурно гомогенного [однородного] сообщества, выступает источником суверенитета, преимущественным объектом лояльности и предельным основанием легитимности власти.
Мы видим, что эти определения взаимно дополняющие, поскольку у Смита "национализм" более динамичное понятие, а у Малахова — более статичное, у Смита — это реализующееся идеологическое движение, а у Малахова — суть самой идеологии.
Понятие "потенциальной нации" объясняет мотивы деятельности националистов, которые хотят политически разбудить и активизировать население определенной территории, апеллируя к его до поры скрытым, неявным чувствам солидарности на этнической или территориально-земляческой почве. Для исторической памяти украинцев, чехов, словаков существует общее понятие "будители", которое относится к отцам-просветителям и отцам-основателям нации. "Воспрянув ото сна", эта общность людей воспринимает идею нации как свою общую судьбоносную идею, начинает себя считать "реальной нацией" и именно с этим лозунгом политически реализуется — добивается автономии, независимости, культурного возрождения, внешнего признания и т. д. То есть существует определенный пороговый критерий массовости, распространенности, признанности национальных чувств.
Если говорить об условиях, когда потенциальная нация становится реальной, то это тот момент, когда большинство людей, представляющих ту общность, к которой взывают националисты-будители, им поверят и начнут считать себя нацией. То есть у людей в результате активности националистов формируется национальная идентичность, которая изменяет их видение окружающего мира. Они начинают его воспринимать через призму интересов своей нации (своего представления об этих интересах). Фактор большинства наиболее важен в условиях международных демократических стандартов, порожденных ХХ в.: мы знаем, что даже в самых продвинутых демократиях, несмотря на гарантии прав меньшинств, общую судьбу всегда определяет большинство.
Критерий массовости важен как для консенсуса внутри, так и для мирового общественного мнения, которое является источником внешней легитимности, а соответственно, и поддержки чьих-то национальных требований. Но понятно, что большинство бывает относительным и абсолютным и всегда кто-то будет не согласен, имея на то, заметим, тоже вполне демократические права.
В реальном мире, как мы знаем, приснопамятные демократические принципы не действуют механически, а потому нуждаются во внешней поддержке. Народное волеизъявление может быть просто проигнорировано, поскольку неудобно соседям-конкурентам или противоречит неким геополитическим интересам великих держав. Аргументы для непризнания всегда найдутся. К тому же имеет смысл упростить вопрос: как обозначить/обосновать территорию, на которой мы определяем позицию большинства?
Если по поводу автономии или независимости Косово будет голосовать вся Сербия, то результат будет один, а если только Косово, то иной. Вопрос о Крыме тоже очевиден. То есть, разделив большую территорию на меньшие, можно изменить пропорции большинства и меньшинства. В качестве аргументов по обоснованию пределов территории используются исторические, административные, этноязыковые, но побеждают чаще всего незамысловатые аргументы военной силы, массовой мобилизации и твердой политической воли. После чего границы меняются, а учебники истории переписываются. Если маятник политического успеха не склоняется в другую сторону, то сложившееся положение закрепляется и считается естественным и правильным.
Для успешности "реальной нации", достигшей суверенитета, необходимо, чтобы национальная идентичность была доминирующей во всех слоях общества, необходимых для его нормального функционирования. То есть не заработает, не будет успешной та нация, членами которой себя считают только крестьяне или только рабочие: необходим компетентный политический и экономический менеджмент, силовые структуры, администрация, то есть полноценный социальный организм, который может нормально функционировать, а нация будет жить.
Поэтому в спектре научных представлений используют порой такие, казалось бы, образные понятия и биологические аналогии, как "этносоциальный организм" и "этнополитический организм". Недостаточно принадлежать к одной нации по происхождению, нужно еще много чего для нормальной жизни. Иначе получаются нереализованные амбиции и чрезмерная социальная и политическая цена националистических "упражнений".
Я имею в виду, что для каждой нации существует определенный "аттестат зрелости", на который нужно сдать экзамен. Правда, ситуации исторические бывают разные, и кому-то так и не дают возможности попасть на этот экзамен геноциды, депортации, проигранные войны, двойные стандарты. К нациям можно отнести мысль Никколо Макиавелли касательно потенциальной успешности "государей": важны не только целенаправленные разумные усилия — еще и фортуна. Но в любом случае, что особенно важно отметить:
воспринятая национальная идентичность неистребима, если она стала социальным фактом ("достаточно много людей считает, что эта нация существует"). Сущностная социально-психологическая черта национального чувства — это то, что, единожды возникнув, в большинстве случаев уже не исчезает, а лишь меняет формы выражения.
Национальное чувство "безвозвратно" по своей природе, к нему можно что-то еще добавить, что-то убрать, но не более того, ведь это способ видения мира. Национальное чувство можно только "удовлетворять" или "не удовлетворять" со всеми вытекающими последствиями. Однако если есть время и мощные системные ресурсы (как, например, у тоталитарного государства), то это чувство можно существенно погасить путем идеологической обработки и уничтожения наиболее заметных его носителей. Здесь простой пример — Украина в составе СССР.
Конечно, всегда наблюдаются процессы ассимиляции, "слияния и поглощения", но тут весьма силен фактор порога: формирование "сознательного ядра" национальной элиты.
Тогда если физически выживает или удерживается от ассимиляции какое-то количество национально ориентированных энергичных людей, то они, если дать им свободу выражения и информационные ресурсы, "из гроба поднимут" родимую нацию — примеров множество. Для них составляет проблему лишь политический климат в обществе: отсутствие свободы слова является наилучшим средством против распространения национализма (если он не является господствующей идеологией).
Конечно, сказанное слишком общо, но все немногочисленные исключения в данном случае скорее подтверждают правило. Для любителей компьютерных аналогий можно привести иной пример: национальная идентичность добровольно инсталлируется пользователем, а затем выполняет функцию фильтра и систематизатора входящей и исходящей социально-политической и культурной информации. У каждого человека есть такие — не только приобретенные, но и врожденные — "программы": например, половая идентичность, когда интерпретация окружающей реальности и восприятие других людей во многом диктуются тем, что я — мужчина или женщина. Ведь у каждого из нас есть культурно обусловленные стереотипы мужского и женского поведения.
И у каждого есть "программы", регулирующие наше отношение к обществу, стране, миру. Всем людям для социально-психологической стабильности нужна какая-то четкость, априорное знание о себе и о других людях, чтобы переживать меньше стрессов из-за излишних сомнений. Варианты того, "что делать" и "кто виноват", лучше знать несколько заранее, до проблемной ситуации. То же и с национальной идентичностью. Человек — существо социальное, он невозможен без своей социальной среды, и даже занимаясь исключительно собой или своей семьей, он иногда задумается: а что же это такое есть вокруг меня? и зачем оно? и в чем смысл этого совокупного многолюдного сосуществования?
Одним словом, тема наций и национализма благодатная. Но неуклонно вступают в свои права Дед Мороз и примкнувшая к нему Снегурочка. Или Святой Николай, вынужденный из-за национальности Деда Мороза его в Украине заменять и продлевать свои командировки по раздаче подарков. Так что следующие события на историческом фронте мы попробуем посвятить чему-то праздничному и неполитическому. Спорить будем разве что по поводу производителей кондитерских изделий...
