Дэвид Кэмерон может похоронить Британию ради освобождения Англии
В 2010 г. многим казалось, что успех тори на выборах отражает лишь раздражение жителей туманного Альбиона ошибками правивших с 1997 г. лейбористов и невнятностью их лидера, сменившего яркого Тони Блэра. Аристократичный, открытый для прессы, прекрасный диспутант Дэвид Кэмерон, приведший пять лет назад консерваторов к успеху, казался лишь эпизодом, который должен избавить британцев от скуки. Однако в итоге Кэмерон сумел доказать, что является одним из сильнейших европейских политиков современности.
Кэмерона-политика отличает неукротимый оптимизм. В 2006 г. он запомнился британским избирателям своим лозунгом: "И да воссияет солнце!" - и призвал Консервативную партию стать партией оптимистов, строящих лучшее будущее, а не сожалеющих о славном прошлом. Однако последовавший финансовый кризис заставил Кэмерона несколько подкорректировать оптимистическую риторику и поменять акценты. Уже в 2011 г., выступая на съезде партии тори, он призвал британцев продемонстрировать боевой дух. "Британия никогда не имела многочисленного населения, обширной территории, богатых природных ресурсов, но мы всегда обладали силой духа. Помните: в схватке важны не размеры собаки, а ее бойцовский азарт", - отметил премьер. Упоминания о "бульдожьей хватке" и боевом духе вызывают ассоциации с выступлениями Уинстона Черчилля во время Второй мировой войны. Подобные аллюзии говорят о том, что Дэвид Кэмерон стремился показать себя сильным лидером, способным управлять страной в суровое время, "британским бульдогом" (так нередко называли Черчилля), готовым к сражениям. Примечательно, что большинство британцев, согласно социологическим исследованиям, ассоциируют премьера с тигром, львом или бульдогом - мощными, агрессивными, хищными животными. При этом лидер лейбористов Эд Милибэнд ассоциируется со щенком, пуделем или котом.
Эти ассоциации сыграли на руку Кэмерону не только в смысле личного имиджа. Они стали своеобразной экстраполяцией самовосприятия британцев в контексте стремительного ухода Европы от навязывавшихся несколько десятилетий норм тягучей и округлой политкорректности. Одно из проявлений данного ухода - слова государственных деятелей (даже аристократов) все чаще сближаются с высказываниями их сограждан за кружкой пива. Англичане, составляющие большинство жителей Великобритании, так и не ощутили себя такими же европейцами, как их соседи за Ла-Маншем. В мировоззрении типичного англичанина прочно остались категории "мы" и "они".
"Мы" - дерзкие, самолюбивые, привыкшие к минимальному вмешательству государства в частную жизнь и смотрящие на весь мир. "Они" - сдержанные, компромиссные, более склонные к коллективизму и патернализму, зацикленные на проблемах своего Старого Света. Кэмерон действительно отражает ценности, привитые ему в семье. И в этом смысле он в первую очередь британец, а не европеец. Для него переговоры с ЕС - это не разговор с родственником или, тем более, с самим собой. Это деловая дискуссия с партнером и соседом.
Британцы всегда опасались потерять свой суверенитет в процессе европейской интеграции. Превращение ЕС в федерацию, о чем мечтали многие идеологи процесса во Франции и Германии, всегда считалось неприемлемым для Соединенного Королевства. Однако 20 лет после того, как тоже консерватор Джон Мейджор поддержал подписание в 1992 г. Маастрихтского договора, заложившего фундамент уже политического, а не только экономического объединения европейских стран, англичане успокаивали себя ожиданиями материальных дивидендов от углубления интеграции. После того как в 2008 г. Евросоюз глубоко ушел в штопор долгового кризиса, стало ясно, что банкет закончен. Между тем внутреннего желания строить Соединенные Штаты Европы у британцев никогда и не было. И вот уже Кэмерон ставит целиком логичный с точки зрения настроений среди его сограждан вопрос о референдуме о выходе из Евросоюза.
В Британии мало кто воспринимает Евросоюз в качестве "общего дома". Скорее это совместное предприятие. И если издержки участия в нем начинают превышать дивиденды, то как минимум разумно пересмотреть условия своего участия, а возможно, и вообще выйти из убыточного бизнеса. И премьер гармонично оседлал эту волну. "Он ни во что особенно не верит, он верит только в себя", - сказал о Кэмероне один из его коллег по партии Филипп Оппенхейм (практически дословно повторив фразу Джона Голсуорси об английском национальном характере).
Еще в декабре 2011 г., выступая в парламенте перед саммитом, Дэвид Кэмерон обещал продемонстрировать в Брюсселе "бульдожью хватку", защищая национальные интересы. На переговорах он возражал против предложенных Германией и Францией механизмов финансового регулирования, которые отразились бы на работе Лондонского Сити. Он потребовал для своей страны исключений в сфере финансового контроля. По его словам, бюджетно-налоговая реформа, которая получила поддержку остальных членов ЕС и одобрение других стран, причинит ущерб ключевому для Великобритании рынку финансовых услуг. Это умение быть жестким и последовательным в защите своего курса, даже если он подвергается серьезной критике, делает Кэмерона неким подобием легендарного лидера консерваторов 1980-х Маргарет Тэтчер. И это говорит о том, что предстоящие переговоры об изменениях условий членства Британии в ЕС будут крайне тяжелыми. И - весьма вероятно - неудачными.
Все более превращающийся в "Федеративную Республику Европы" (Bundesrepublik Europa - термин, придуманный британским историком Нилом Фергюсоном, отражает доминирование Берлина в ЕС) вряд ли пойдет на то, чтобы Лондон перестраивал весь блок из 28 стран. Проще ограничить участие самой Британии в блоке.
В кругах Консервативной партии говорят, что референдум о выходе из Евросоюза состоится уже в следующем году. Его результат несложно предугадать. Когда более 12% британцев голосуют за популистскую и радикально антиевропейскую Партию независимости Соединенного Королевства (UKIP), весь истэблишмент теряет возможность игнорировать настроения в обществе. А Кэмерон как раз мастер использовать эмоции англичан. В отличие от конкурентов из Лейбористской партии, он не намерен перевоспитывать сограждан и доказывать ограниченность их мировоззрения в отношении Европы. Премьер сам горд быть британцем и дает своим землякам столь приятную для них возможность почувствовать себя так, как во времена старой доброй Англии.
Правда, игра на этой ностальгии может дорого обойтись. Прошлогодний провал референдума о выходе Шотландии из состава Объединенного Королевства в значительной степени был обусловлен фактором Евросоюза как сдерживающей Лондон силы в экономических спорах с Эдинбургом. Собственно, и сам факт его проведения, и итог стали результатом джентльменского соглашения между Кэмероном и тогдашним первым министром Шотландии, возглавлявшим Шотландскую народную партию Алексом Сэлмондом. Фактически "почти выход" разменивался на расширение автономии. В результате 55% шотландцев предпочли остаться в составе Королевства. Теперь устроить такой размен будет гораздо сложнее, о чем прямо сказала преемница Сэлмонда Никола Стэрджен: референдум о характере отношений с Евросоюзом "может заставить Эдинбург покинуть ЕС против его воли. Местные жители по всей Шотландии поднимут протесты, чтобы пересмотреть вопрос о выходе страны из состава Великобритании. Это произойдет вне зависимости от того, предложу я им это или нет". Так что Кэмерон рискует стать могильщиком Британии ради освобождения Англии. Отважится ли?
Премьером Кэмерон стал еще в колледже
Нынешний британский премьер родился 9 октября 1966 г. в Лондоне в богатой аристократической семье. Его отец Иэн, Дональд Кэмерон был биржевым маклером и прямым потомком короля Великобритании Вильгельма IV (1765-1837 гг.). Мать Дэвида, Мэри Флер Маунт - дочь баронета, несколько ее дедов и прадедов были парламентариями от партии тори. Наряду с семьей весьма важным фактором, воспитывающим характер личности в Великобритании, являются школы и университеты. Дэвид Кэмерон - выпускник лучших учебных заведений Великобритании: Итонского колледжа (по традиции его заканчивают члены королевской семьи) и Оксфордского университета (BrasenoseCollege), где изучал политику, философию и экономику. В Итоне Кэмерон не считался очень прилежным учеником и особого интереса к политике не проявлял. Говорят, что самое заметное упоминание о нем в школьном журнале Итона относится к инциденту, когда он потянул щиколотку, зажигательно танцуя под звуки волынки во время поездки с одноклассниками в Рим. В целом, по свидетельству сокурсников, Кэмерон был дружелюбным, веселым и общительным, легко сходился с людьми. За склонность к лидерству ему дали кличку Премьер-министр.
Во время обучения в Оксфорде Кэмерон избегал политической деятельности, которой занимаются многие студенты, поскольку, как говорят его университетские друзья, он хотел наслаждаться жизнью. Тем не менее профессор Вернон Богданор, курировавший Кэмерона в Оксфорде, называет его одним из самых способных студентов за все годы работы и отмечает, что его политические воззрения были "умеренно и разумно консервативными". Впрочем, существует оправданная точка зрения, что обучение в Оксфорде и Кембридже - этих "фабриках джентльменов" - прежде всего направлено на то, чтобы сформировать тип человека, предназначенного управлять страной. Именно это, а не науки и обучение, является главным. Более того, в британских учебных заведениях тип прилежного студента-интеллектуала совершенно не популярен, напротив, особым престижем пользуются спортсмены - капитаны крикетной, гребной и футбольной команд.
Можно предположить, что именно в Оксфорде, известном своими студенческими дискуссионными клубами, Кэмерон овладел ораторским мастерством, столь необходимым политику и переговорщику. Позже, с развитием политической карьеры, Кэмерон стал известен как хороший оратор, обладающий хорошим чувством юмора, в том числе способный посмеяться и над собой. Впрочем, как тонко подметил писатель Андре Моруа, "легко смеяться над собой в мелочах, если ты восхищаешься собою в большом. Отсюда - безукоризненный юмор англичан".
Британия устала от глобализма
Великобритания, ближайший и наиболее боеспособный союзник США, вынуждена сокращать расходы на оборону, и скоро сумма военных ассигнований может упасть ниже критического порога в 2% ВВП, предусмотренного уставом НАТО (из 28 членов альянса, помимо США и Великобритании, только такие "гиганты", как Эстония и Греция выполняют это правило). Снижение расходов может лишить ВМС Королевства возможности одновременного использования обоих авианосцев (которые сейчас достраиваются), а численность армии может уменьшиться до 250-летнего минимума.
Если Великобритания продолжит урезать военный бюджет, это станет серьезным политическим и символическим ударом по НАТО. В ходе январского визита Дэвида Кэмерона в Вашингтон Барак Обама выразился очень ясно: "Если Великобритания не будет тратить 2% на оборону, то никто в Европе не будет".
Впрочем, президент США мог ошибиться. На минувшей неделе его французский коллега Франсуа Олланд объявил о повышении оборонных расходов на несколько миллиардов евро. Франция же укрепляет военное присутствие за рубежом. Но проблема гораздо глубже: за цифрами стоят дебаты о том, как видит Великобритания свое место в мире.
Лондону все труднее проводить глобальную внешнюю политику. Вот лишь некоторые вехи. Провал парламентского голосования 2013 г. по интервенции в Сирию, после того как Кэмерон убедил США, что вопрос решен. Подозрительное воздержание британского премьера от участия в переговорном процессе о мирном урегулировании на востоке Украины: с молчаливого согласия Лондона посредничество в нем взяли на себя французы и немцы. Рекордно низкая общественная поддержка модернизации ракет "Трайдент" - основы сил ядерного сдерживания. Наконец, вопрос выхода из ЕС.
Стремится ли Британия к самоизоляции, или же ее глобальные амбиции все еще могут проснуться - ответ на этот вопрос придется давать Кэмерону после переизбрания. Но сама его постановка не предвещает ничего хорошего британо-американскому союзу, легшему в основу Североатлантического альянса. Это, разумеется, не означает развала альянса (особенно ввиду агрессивной политики России), но заставляет Вашингтон искать новых ключевых союзников в Европе. И заполнить пустоту вполне может Франция, которая в последние годы демонстрирует все большие геополитические амбиции. Война в Ливии, миссия в Мали и операции против Исламского государства это явно демонстрируют. Причем традиционное стремление Парижа избавить ЕС от чрезмерной опеки США здесь может прийтись весьма кстати, потому что и сама Америка начала тяготиться оборонным инфантилизмом европейцев.
Опубликовано в еженедельнике "Деловая столица" от 18 мая 2015 г. (№20/730)
