НАТО будет бороться с контролируемым хаосом
Почему России позволялось многое
Строго говоря, события в Украине нужно рассматривать не как первопричину, а как по-следний аргумент в пользу нового витка евроатлантического партнерства. И дело не только в том очевидном факте, что НАТО вновь обрело смысл существования и цель, ради которой изначально создавалось. Это, в общем-то, непосредственная реакция на очевидную угрозу. Гораздо важнее запоздалое осознание того факта, что попытка включить Россию в западный проект окончательно провалилась: экономическая интеграция так и не обеспечила интеграции ценностной. Скорее наоборот: "особое мнение" Москвы оказалось одним из факторов, хоть и не определяющих, но влияющих на внутреннюю политику Евросоюза.
Двадцать три года США и страны ЕС увлеченно - пусть и с постепенно угасавшим энтузиазмом - способствовали строительству в "новой России" институтов рыночного капитализма, политической демократии и гражданского общества. Как оказалось - безуспешно. Стоит обратиться к причинам многолетней анемии, нерешительности США и ЕС. Ведь децивилизация РФ началась отнюдь не в прошлом году. Мотивация для расслабленного отношения западных правительств к возникновению на своих восточных рубежах путинского монстра была довольно сложной.
Грубое давление Москвы на страны-соседи, удачный шантаж в Сирии и Армении, применение Кремлем откровенно фашистских политических технологий - все это сыграло в резонанс с курсом Белого дома на восстановление трансатлантического единства
Во-первых, российский кризис 1998 г. и последовавшая за ним политическая реакция в Москве сделали разочарование в перспективах экспорта демократии на восток Европы общим местом. Новая война на Балканах, противоречивый результат революции в Белграде, оказавшейся неспособной отстранить от власти шовинистов, демократический кризис в Штатах - все это заставило США и ЕС махнуть рукой на развитие ситуации в России.
Во-вторых, террористическое нападение на Америку при администрации Буша-младшего, чьи неоконсервативные идеологи открыто презирали либералов из лагеря Клинтона и призывали к партнерству с мощными ядерными державами, Китаем и Россией в вопросах безопасности, как бы легитимировало произошедший в РФ реакционный переворот.
В-третьих, экономический бум в Китае и военные кампании США в Центральной Азии и на Ближнем Востоке, а также специфическая бюджетная и монетарная политика Вашингтона подстегнули рост цен на нефть. Это позволило России быстро избавиться от долгов, накопленных СССР, и на протяжении 2000-х годов нарастить немалые валютные резервы, а Путину - установить с населением отношения жесткого вертикального социального контракта. К середине десятилетия Москва почувствовала себя достаточно сильной для формирования регионального блока - тогда еще вполне полицентричного.
Ни Вашингтон, ни Брюссель не усматривали в этом особой опасности. Кроме того, берега Атлантики были слишком заняты враждой между собой, не найдя взаимопонимания в иракском вопросе и позволив тому же Дональду Рамсфельду говорить о расколе Европы на старую и новую, проатлантическую часть.
При этом даже по итогам Оранжевой революции в Киеве Москва своим поведением не производила впечатления деструктивной силы, хотя и по-ставила ребром вопрос о собственных интересах. Но в эту же эпоху Евросоюз переживал рекордное расширение, претендуя на создание отдельного полюса мировой политики, для которого Россия начала играть роль ключевого поставщика энергоресурсов. В результате европейцы предпочли говорить с Москвой об обоюдной выгоде, подвинув вопрос ценностей. Тем более что это позволяло им дистанцироваться от Вашингтона. В Берлине прониклись идеями "ползучей" рецивилизации России путем включения ее элиты в потребительское общество Запада. В это же время в США колебались между двумя стратегиями - традиционными связями с поставщиками из Персидского залива и отказом от внешней энергетической зависимости. Буш и Чейни в силу собственных деловых интересов предпочитали первую стратегию. Так или иначе, за счет продолжения такой политики Россия продолжала усиливаться.
РФ вышла на первое место среди внешнеполитических рисков западного конгломерата, попутно предоставив возможности придания динамики промышленному развитию стран Запада с помощью традиционного инструмента - государственного военного заказа
Крах пирамиды ипотечных деривативов в 2008-2009 гг., казалось, вынудит новую, демократическую администрацию сконцентрироваться на американских проблемах, а Европейский Союз, запутавшийся в эффектах недостаточной интеграции своей финансовой и монетарной системы, надолго прервать расширение и приостановить углубление унификации. Хотя Россия тоже заметно пострадала от кризисного шока, в сфере политической ее руки были теперь развязаны. Москва принялась за создание собственного блока, но теперь, что чрезвычайно важно, моноцентричного, в котором прочие страны могли бы выступать лишь клиентами-миноритариями, обязанными в обмен на торговые льготы и подкуп элит участвовать во внешнеполитических авантюрах путинского режима - подпитывать его "величие".
Наконец, отметим, что нынешняя администрация в Белом доме, критично относившаяся к войнам Буша-младшего, изначально была настроена на диалог, перезагрузку и рассматривала Россию без подозрений прошлого, предлагая сотрудничество в международных делах на основе общих правил сосуществования.
Звездный час НАТО
Но все эти мотивы были постепенно исчерпаны переменами, произошедшими в 2010-2013 гг. на Ближнем Востоке, в Центральной Азии и Восточной Европе. Светские режимы вертикального социального контракта, во многом, пусть и далеко не во всем, напоминавшие российский, смяли революции. Революции, весьма далекие от карнавальных "цветных", обеспечивших ротацию элит без изменения социального строя. В то же время революция энергетическая позволила Западу меньше пускать Россию в свои дела, тем более что власть союзных институтов ЕС значительно возросла.
Между тем грубое давление Москвы на страны-соседи, удачный шантаж в Сирии и Армении, применение Кремлем откровенно фашистских политических технологий - все это сыграло в резонанс с курсом Белого дома на восстановление трансатлантического единства. Несмотря на безусловную различную направленность интересов как в рамках Евросоюза, так и между ним и США, поведение России последних лет высветило крайне интересные нюансы их отношений. Прежде всего конкуренция ЕС с Америкой в международных делах все больше заменяется синергией. В нынешних условиях трансатлантический договор о свободной торговле вдруг обрел не только практическое, но и глубокое символическое значение.
Несмотря на опасения американских консерваторов, ключевые европейские партнеры США, став более самостоятельными, пока Вашингтон увяз в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке, не зациклились на пресловутой realpolitik, сохранив политическую целостность Запада. Париж, вконец рассорившийся с Вашингтоном из-за иракской войны, сейчас является едва ли не главным его силовым партнером в Европе, и, вполне возможно, именно он станет одним из главных движителей реформирования оборонных структур НАТО на материке. Берлин, который в блоке долгое время считали "слабым звеном" из-за доверительных отношений с Москвой, оказался ее главным гонителем (в смысле санкций), едва речь зашла об угрозе общеевропейской безопасности. И что важно - в нынешней ситуации очередного политического раскола старой и новой Европы удалось избежать: трансатлантический консенсус обеспечил хоть и недостаточно жесткую, но вполне сплоченную позицию в отношении России.
Съезд Кремля с рельс в канаву страны-изгоя в ходе украинских событий создал платформу для перерастания хрупкого единства в тот трансатлантический альянс, которым НАТО и его экономические аналоги были в эпоху поздней холодной войны и отчасти в 90-е годы. РФ вышла на первое место среди внешнеполитических рисков западного конгломерата, попутно предоставив возможности придания динамики промышленному развитию стран Запада с помощью традиционного инструмента. А именно - государственного военного заказа. В то же время военное присутствие США в Европе теперь будет лишь нарастать, заодно решая вопрос трудоустройства выводимых из Афганистана американских войск.
Украинский кризис открывает новую возможность обкатать модель трансатлантического взаимодействия в условиях все возрастающих консервативных вызовов западной цивилизации. Ведь, по сути, и фашиствующий Кремль, и европейские правые, и традиционалисты вроде талибов стоят на одних и тех же позициях антиглобализма и отрицания модернизации. Попытка Москвы встать во главе мировой консервативной революции хоть и не грозит возвращением блоковой системы, но чревата распространением управляемого хаоса даже в относительно стабильных регионах мира. Подобно тому, как это произошло в восточных областях Украины. И сверхзадачей нового евроатлантизма как раз должен стать ответ на такие вызовы.
В 2013 г. мир потратил на оборону $1,75 трлн
По неофициальной установке члены НАТО должны тратить на военные расходы не меньше 2% ВВП. Однако в 2012 г. из 28 стран-участниц положенный норматив выполнили всего пять: Турция, Греция, Великобритания, Франция и США. В 2013 г. средний показатель военных расходов по европейским членам союза составил 1,4%.
Румыния, Словакия, Чехия, Словения сократили свои расходы почти до 1% ВВП, а Венгрия, Литва и Испания - недотягивали до 1%. Исключением являются США, где расходы на оборону в 2013 г. составили 4,4% ВВП. С 1995 по 2013 гг. доля Соединенных Штатов в расходах НАТО выросла с 59 до 72%. В 2014 г. американцы потратят на оборону более $512 млрд, в 2013 г. - $640 млрд. В апреле 2014 г. генеральный секретарь НАТО Расмуссен призвал европейских членов альянса к увеличению расходов на оборону в качестве реакции на обострение российско-украинских отношений.
