Институционная мощь. Почему полгода без правительства не ввергли Нидерланды в кризис
Уже более полугода после состоявшихся 15 марта парламентских выборов в Нидерландах отсутствует правительство. Точнее, отсутствует новый кабинет, сформированный по итогам прошедших выборов. В наших палестинах, где история спикериад на рубеже 90-х и 2000-х, а позднее, после реформы Конституции, и коалициад, оставила по себе болезненную память, такая ситуация вызывала бы ежедневный шквал насмешек. И, отметим, саркастический кашель убежденных сторонников "крепкой руки".
Конечно, можно указать на то, что Нидерланды — королевство, и формально преемственность власти от затянувшегося торга пострадать не может, однако известно, что среди стран — членов ЕС лишь в Испании монарх все еще может всерьез вмешаться в политический процесс в кризисный момент. Такая возможность была сохранена в рамках сложного конституционного компромисса в ходе демонтажа авторитарного режима Франсиско Франко в силу казавшихся на тот момент непреодолимыми противоречий между местными фашистами (фалангистами) и социалистами. Но даже там эта королевская привилегия уже кажется некоторым атавизмом.
Поэтому голландцы, а в особенности пишущие о нидерландской политической жизни иностранные обозреватели, смеются над другим: несмотря на эти полгода, экономика Нидерландов прекрасно функционирует, демонстрируя не просто опережающие по сравнению с еврозоной темпы роста, но и чуть ли не рекордные за минувшие десять лет (1,5% во втором квартале, а годовой прогноз увеличен до 3%). Здесь, впрочем, необходимо уточнить два обстоятельства.
Первое — кабинет Марка Рютте, сегодня пользующийся статусом технического (caretaker), работает так же, как работал и до выборов, что, несомненно, подчеркивает силу институтов нидерландской общественно-политической системы, на которую конъюнктура (вероятно, это "сложное" понятие скоро начнут упрощать до "хайпа") просто-напросто не оказывает какого-либо дестабилизирующего влияния. Между прочим, в Нидерландах, как и в Германии, принято обозначать правительства во главе с одним и тем же премьером по номерам (в том числе если они хронологически идут не подряд). Поэтому выходит, что кабинет Рютте II закончился 16 марта, а третий кабинет так пока и не начался, ведь коалиции-то нет. Кстати говоря, и в Украине образца 2005–2006 гг. был такой момент, когда техническое правительство Юрия Еханурова быстро, тихо и без истерик исправило ошибки предшественников, восстановив прогнозированные ранее темпы роста. Но это — с одной стороны.
А с другой — разница в мандатах между "народными демократами" Рютте и "свободовцами" Геерта Виллерса так велика, что вопрос о замене как ключевой партии нового будущего правительства, так и именно Рютте на должности премьера не стоит. Разве что лидеры других партий пытаются его как-либо пересидеть, но, как показала эпопея с референдумом и украинской ассоциацией с ЕС, Марк Рютте — политик со стержнем. Мандат на лидерство он получил, и сдвинуть его с этой позиции, вероятно, не получается.
С этим связано и второе обстоятельство: несмотря на то что, как и в Германии (такой коалициадой сегодня и пугают Меркель недоброжелатели), правящая партия потеряла места (в голландском случае — восемь), избиратели, согласно опросам, поддерживают его экономическую политику. При этом продолжительность переговоров пока не побила рекорд (в 1970-х в сравнительно похожих обстоятельствах они заняли 208 дней).
Проблема, собственно, состоит в том, что многолетний левоцентристский партнер Рютте, лейбористы (точно так же, как эсдеки в Германии) получили тяжелый удар на выборах и удалились в оппозицию. Поэтому формировать правительство приходится с тремя партиями (это тоже не ново, хоть и непросто), причем диалог с "зелеными" уже несколько проваливался из-за разнящихся позиций по вопросам иммиграции. А ведь от необходимого большинства в 76 мест у "народников" Рютте все же меньше половины.
Но пока суть да дело, власти осилили принятие бюджета — без какого-либо популистского роста расходов. Процветают, судя по отчетам, и голландские корпорации, которые больше волнует внезапно начавшаяся в Китае борьба с загрязнителями, чем перипетии коалиционных переговоров. Тем не менее Рютте вынужден договариваться с традиционными правыми, а это раздражает другие партии левого центра, которым претит как участие церкви в общественных делах, так и риторика, направленная против иммиграции. То же самое предстоит и Меркель — так, весомая часть избирателей немецких "зеленых" вообще не хочет, чтобы их партия делила ответственность за власть с консерваторами. Во-первых, из-за склонности консерваторов защищать интересы крупного капитала, а во-вторых, из-за необходимости ввиду высказанной избирателем воли ужесточать иммиграционную политику.
В то же время как в Германии, так и в Нидерландах политические интриги, как видим, неспособны — по крайней мере пока — обрушить существующий порядок вещей. К счастью для Украины, ее вопросы (от "протянутой" Рютте ассоциации до перехода расследования дела о сбитом россиянами МН17 в стадию предъявления обвинений) не затрагивают сути коалиционных переговоров в Нидерландах. Вместе с тем как нынешняя, так и модифицированная нидерландская власть будет обязана вернуться как минимум ко второму вопросу. Сегодня ничто не свидетельствует о склонности голландцев проявить мягкость в вопросе привлечения к ответственности преступников, которых РФ как минимум укрывает.
Очевидно, что в интересах Украины сохранение на посту премьера именно Марка Рютте, в правление которого и произошла эта трагедия, поскольку он не может не чувствовать за судьбу этого расследования своей личной моральной ответственности. Ведь правосознание правосознанием, а любой другой новый лидер может "выкатить" идею о том, чтобы "начать с РФ отношения с чистого листа". В особенности если учесть гигантский объем голландско-российских экономических связей, пусть и несколько односторонних. Отсюда — необходимость для украинской политической элиты не совершать в ближайший год резких движений (на что она, как оказалось, способна), по крайней мере, настолько заметных, чтобы их "оценили" в Нидерландах и поставили в упрек Рютте после злосчастного референдума, принявшего удар на себя. Ведь, согласно все тем же опросам, новых выборов голландский избиратель пока не желает, да и политические силы явно к этому не готовы.
Фланг евроскептиков, который по-прежнему возглавляет Геерт Виллерс, репутационно очень сильно зависит от результативности Брекзита, а опосредствованно — и от работы Дональда Трампа на посту президента США. В обоих случаях единомышленникам Виллерса пока похвастаться нечем, ну а чек, который Брюссель предъявляет Лондону за выход из Союза, способен разохотить самых рьяных голландских изоляционистов. Более того, продолжающийся выход Великобритании из системных европейских договоров в какой-то степени выгоден, к примеру, нидерландской рыболовной промышленности. Поэтому пасьянс в голландской внутренней политике складывается сегодня отнюдь не так, как этого хотелось бы тем силам как внутри ЕС, так и извне его, которые мечтали бы развалить или обесточить европейскую интеграцию руками Гааги.
Другое дело, что концепция "Европы разных скоростей" продолжает оставаться популярной во всех западноевропейских столицах, и — с оглядкой на недавнее осуждающее выступление польского президента Дуды по этому поводу — Голландия (вместе с Францией и Великобританией) совершенно не намерена идти на уступки новым странам-членам в этом вопросе. И вот этот вопрос на столе коалиционных переговоров в Нидерландах имеется. С одной стороны, идея "Европы двух скоростей" привлекательна тем, что предоставляет каждому члену ЕС (причем о будущих расширениях речь пока не идет вообще) свободу в зависимости от собственных приоритетов и внутриполитических реалий присоединяться или не присоединяться к тем или иным интеграционным шагам. С другой — она содержит в себе опасность дезинтеграции ЕС, а потому многих явно пугает. Впрочем, различные скорости интеграционных процессов в Евросоюзе наблюдаются на протяжении вот уже нескольких десятилетий. Так, не все члены ЕС, к примеру, приняли участие в валютном союзе (еврозона), в режиме свободного перемещения без пограничного контроля (Шенгенская зона — и это касается не только уходящей Великобритании, но и более чем лояльной Брюсселю Ирландии) или в социальном протоколе Маастрихтского договора.
Поэтому вполне можно себе представить, что и в перспективе ЕС будет иметь некое ядро (страны еврозоны или, предположим, страны — основательницы ЕЭС) и некую периферию. Но именно это и вызывает беспокойство критиков, главным образом в восточноевропейских столицах Союза: они опасаются своеобразного "разрыхления" Евросоюза, растущего отчуждения между его членами (притом что Польша и Венгрия так активно "работают" над таким отчуждением), ведь связи между ними будут все более слабыми. Тем не менее следует ожидать, что кабинет Рютте III, когда он все-таки родится на свет, будет более "национально", нежели "европейски" ориентированным.
Отсюда, возможно, частично проистекает и нынешнее спокойствие нидерландского общества — ведь техническое правительство в смысле накала внешнеполитической риторики выглядит куда безопаснее. А вот нам в Украине было бы полезно оценить этот урок институциональной мощи, раз уж мы вроде бы движемся в направлении раскрепощения личной инициативы от пут всепроникающего государства советского и постсоветского образца.
