Языковед Виктор Мойсиенко о двух Русях, Москве-самозванке и украинском языке на войне

В разговоре с доктором филологических наук, профессором Житомирского университета, а сейчас старшим лейтенантом Вооруженных сил Украины Виктором Мойсиенко говорим о том, как нить украинского языка тянется с XI века, где искать эхо древнего языка и какой трагедией обернулась война для украинских диалектов.

– Поводом для нашего разговора стала презентация монографии "Сначала было слово – от языкового узуса до литературной нормы", написанное вами в соавторстве с профессором Варшавского университета Йоанной Геткой. О чем эта книга и как зародилась ее идея?

– Эта книга зародилась довольно неожиданно, хотя я и давно работаю в области истории языка. Дело в том, что в памятниках XVI, XVII, XVIII веков немало доказательств, позволяющих, так сказать, осознать украинское языковое прошлое в эти времена. Однако с памятниками более раннего периода ситуация совсем другая. На огромный объем письменности Руси XI-XIII веков, на каждый памятник, написанный в это время в Киеве, на Галичине, на Волыни, есть сто исследований русских ученых. И хотя бы было одно от украинских. Да и то, если они жили за границей, потому что в советское время исследовать такие достопримечательности как украинские не было разрешено. Скажем, в 1970-х нельзя было отрицать, что до XIV века был язык, общий для всех восточных славян – древнерусский. Так же и церковно-славянский был в те времена не украинской, а русской или общевосточнославянской редакцией.

Я начал исследовать достопримечательности раннего периода, обложился научными статьями. И постепенно оказалось, что есть целый комплекс языковых черт на разных уровнях — не только на звуковом, но и на уровне словоизменения, лексики, которые постоянно повторяются в древнейших памятниках, связанных с югом Руси. Ученые, и российские в частности, не отрицали, что "да, памятник, наверное, южно-русский". Но поскольку использовалось слово "русский", то с Украиной эти памятники никто не отождествлял. Многие прославленные ученые использовали терминологию вроде "русский" письменный источник Архангельское Евангелие, "русский" памятник Грамота Мстислава, "русский" памятник Повесть временных лет. То есть все это было "русское".

А потом случайно на одной из конференций в Польше я познакомился с пани Йоанной Геткой, которая исследовала белорусские и украинские памятники. И у нее были очень своеобразные, оригинальные мысли, которые не шли в общем русле с другими славистами. Я, между тем, немного опасался радикальных выводов, имея за плечами опыт обучения в советском пединституте. Мы начали исследовать признаки, которые в дальнейшем стали нормой украинского литературного языка, а редко засвидетельствованы уже с XI века! Основные наработки для книги сделали в 2021-м, а дальше после начала полномасштабного вторжения я пошел в армию, поэтому в огромной степени над книгой работала пани Йоанна. В этом мае наша работа увидела свет в издательстве Варшавского университета.

– Как полномасштабная война повлияла на работу над книгой?

– Стала еще одним стимулом для того, чтобы завершить эту работу. У нас же был стереотип, что, мол, есть российская славистика, ее труды настолько мощные, что авторов выбирают почетными профессорами европейских университетов. А потом я оказался с ребятами в окопах и увидел, как "русские" удобряют наш украинский чернозем на Купянщине или в Запорожье. Но ведь то безмозглое, имею в виду россиян, которые пришли на нашу землю, оно же не само по себе пошло на войну. Ему сказали. А кто ему сказал? Путин. А Путину кто сказал? На чем он основывал свою статью о том, что украинцев нет, что есть одна территория, одно государство, одна народность? Я глубоко убежден, что эти выводы базировались на трудах выдающихся российских академиков-языковедов. Именно тех, кто исследовал языковое прошлое Руси.

Однако война показала, что решение нельзя основывать на лжи. И моя коллега была радикально настроена на то, чтобы разрушить миф об общей языковой истории Руси. Крайне важно, что книга издана в издательстве одного из самых престижных европейских университетов. Иначе бы москвины начали насмехаться, мол, украинцы снова беснуются, их серьезно воспринимать нельзя. Книга, кстати, на двух языках – польском и украинском. Но я бы хотел, чтобы ее почитали русские — мы вытащили из письменных памятников XI-XIV веков, пожалуй, тысячи примеров именно украинских языковых черт.

– Так к каким выводам вы пришли?

– В древнейший письменный период на территории восточнославянского мира можно выделить две языковые структуры: украинскую или русько-украинскую (это юг Руси, то есть наши земли) и новгородско-руськую. Вероятно, была и белоруськая, но письменно она не была представлена до конца XI – XII веков. Между прочим, Смоленск – это Беларусь. И Новгород к России не имеет отношения. Это была совершенно другая культура, однако, к сожалению, завоеванная и полностью нивелированная.

– Можно ли сказать, что украинский язык и зародился именно тогда, в XI веке?

– Это письменная фиксация. Сама речь, говор был, без сомнения, раньше. Насколько раньше – неизвестно. Однако письменная история украинского языка начинается с середины XI века – заверенные особенности в церковно-религиозных книгах, писаных на церковно-славянском языке украинской редакции.

Например, Венский Октоих, памятник второй половины – конца XIII века. Сейчас приднестровские или галицкие говоры характеризуются особенностью словоизменения: в творительном падеже существительные первой отмены и местоимения "я", "ты" в творительном падеже имеют флекцию "-ов" – "з твойов головов", "йдемо зі мнов", "йду з тобов". Нам удалось найти такую форму в Венском Октоихе, оригинал которого хранится в Венской национальной библиотеке: "вземши с собов", то есть "взяв с собой". В XIII веке какой-то галичанин ошибся и мимоходом зафиксировал эту языковую особенность.

Такие особенности встречаются с XI века. И как можно утверждать, что русины-украинцы говорили каким-то "общим языком"? Судя по "писаниям" российских ученых, это должно выглядеть как-то так: Ярослав Мудрый приказывает переписать Евангелие и добавляет: "Ты, Григорий, сейчас перепишешь Евангелие, но смотри, не вноси там ничего местного, потому что суздальцы или какой-то житель Полоцка не поймет". Абсурд же! Он просто диктовал, или писец сам писал, когда это был светский документ вроде "Руськой правды". Древнейший ее список сейчас сохранен в Кормчей книге, которая, по всей вероятности, переписана уже в Новгороде, потому что там есть новгородские особенности. Но одновременно – множество украинской лексики, которая до сих пор существует в украинском словаре. Понятно, что оригинал этого памятника творился в Руси-Украине, Киеве.

Почему это все так завуалировалось этим "общим"? Ибо в Московии до XIV века вообще ничего не было написано. Наша же с Йоанной Геткой книга демонстрирует, что уже в XI веке говорочный язык был украинский. Впоследствии таких черт появляется больше, они прорываются в церковно-славянскую стихию, появляется Пересопницкое Евангелие – сознательно переведенный украинскими священниками со староболгарского текст. С "языка болгарского на язык руський". Руський, то есть украинский – умные люди не путают, как российские слависты научили Путина.

Конечно, украинский в XVI и XXI веках отличается, это присуще всем языкам. Но эта ниточка продолжительности непрерывна. Мы ее протянули от XI до XIV века. Следующий этап – протянуть ее вплоть до сегодняшнего дня. Тогда будем иметь цельную картину истории украинского литературного языка. Это мы тоже хотим сделать, но не знаю, как оно сложится, сколько буду на войне.

– Вы упомянули два главных языковых центра – Киев и Новгород. Новгородский – это был язык или диалект?

– До конца XV века это однозначно был отдельный язык. Однако специфические черты новгородской идиомы – ученые так говорят, если она не состоялась в язык – не вошли в состав литературного русского языка. Это специфическое цекание – не "отче", а "отце", например, как написано в многочисленных берестяных новгородских грамотах. Новгород развивался совершенно отдельно, и если бы не москвины, это, безусловно, был бы четвертый восточнославянский народ.

Сейчас в похожей ситуации Беларусь. Москвы пытаются закрепить за собой этноним и лингвоним, то есть языконазвание и народоназвание "Русь" как "Россия", однако им костью в горле стоят два отдельных народа: белорусский и украинский. С белорусским они уже справились — все сознательные белорусы, которые на белорусском разговаривали, изучали его, из Беларуси уехали. Те, которые знали, что история белорусского языка ведется не с конца XIV века, а от XIII – она зафиксирована в смоленских и полоцких грамотах.

– Где в Украине сегодня еще можно услышать отзвук древнего украинского языка?

– Это Полесье, север Украины – Олевский, Овручский районы (Житомирщина); Ровенщина – Заречненский, Сарненский район; Волынь – Ковельщина, а также Черниговщина – Репкинский район, Городня. Архаика в этих районах еще сохранилась, но понятно, что найти ее уже очень непросто, потому что неграмотных людей фактически нет. Когда мы делали свои записи в конце 1980-х – начале 1990-х годов, еще такие были. Обе мои прабабушки, по маминой и папиной линии, были "неписьменными". Да, как они говорили, думаю, говорили лет 700-800 назад.

Если брать наш древний юго-западный ареал, это Закарпатье, Гуцульщина. Эти районы тоже сохранили говор, хотя древних письменных памятников, отражающих эти черты, нет. В грамотах это отмечается только с конца XIV-XV веков. Скажем, в Няговской постиле ("Няговские поучения на Евангелие", середина XVI века, – "ДС") – это памятник закарпатского диалекта. Вот там закарпатских особенностей есть масса!

– Новые диалекты сейчас появляются? Или происходит, скажем так, унификация языка?

– Из-за войны происходят катастрофические процессы, из-за перемещения большого количества людей судьба на сегодняшний день не радостна. А относительно новых диалектов. Скажем, в Ковель или Стрый из-за войны перемещается очень много носителей русского языка. Конечно, на структуре языка это в определенной степени скажется, однако вряд ли приведет к новому диалектному образованию.

– А как на языке сказывается война?

– Я пошел в армию 24 февраля 2022 года. И, очевидно, буду до 60 лет служить (будучи в армии Виктор Мойсиенко получил звание члена-корреспондента НАН Украины – "ДС"). Так вот, после полномасштабного вторжения часть людей сознательно перешла на украинский, часть переходит на украинский время от времени, в зависимости от ситуации. В армии в официальном общении никто на русском не говорит. Построение, речь перед строем – я не слышал, чтобы кто-то на русском говорил, даже если офицер или солдат русскоязычный. В повседневной жизни говорят кто как, однако не знаю ни одного случая, когда кто-то заявлял, что будет принципиально говорить по-русски.

Конечно, из-за войны языковой портрет украинца будет меняться, определенные слова уже приобрели новые значения. К примеру, если скажешь где-то на Купянщине, возле Волчанска или Запорожья "птичка", так солдаты начнут искать укрытие. Ибо "птичка" уже не воспринимается как ласточка или воробей.