Клуб миллиардеров
Полная конфиденциальность и освобождение от налогов помогли венчурам скопить состояние в треть бюджета страны.
На одном из июньских заседаний правительства прозвучала смелая инициатива — создание государственного венчурного фонда. Владимир Семиноженко, глава Госагентства по вопросам науки, инноваций и информатизации, расхваливает идею подобной структуры, которая за счет бюджетных средств должна финансировать высокорисковые и перспективные проекты. Звучит обнадеживающе, если бы не одно "но". Как раз в инновации и развитие науки украинские венчурные фонды практически не инвестируют.
Страна рисков
Особенность венчура — работа с высокорисковыми проектами, преимущественно в сфере науки и инноваций, а также направленных на спасение предприятий, очутившихся на грани банкротства. За счет венчуров обеспечивается реализация множества проектов в сфере компьютерных разработок в Силиконовой долине в США. Благодаря этим институтам финансировались работы по определению генома человека.
Подобные проекты могут принести как миллиардные прибыли, так и не меньшие убытки, поэтому для рисковых инвестиций предусмотрен особый режим налогообложения. В мире операции с активами венчурных фондов освобождаются от уплаты налога на прибыль. Такая же система действует в Украине, которая, если судить по официальной статистике, переживает прямо-таки бум венчурного инвестирования. По данным Украинской ассоциации инвестиционного бизнеса, по итогам 2010 г. активы венчуров приросли на 30%, превысив 99 млрд грн. Что сравнимо практически с третью доходов бюджета страны.
Только вот средства направляются не в науку, стартапы или инновации. "У нас венчурными называются фонды, которые могут инвестировать куда угодно, в отличие от фондов не венчурных, вложения которых жестко регламентированы законом. Львиная доля венчуров использовалась в строительных проектах, для упрощения схем продажи жилья", — говорит Андрей Золотухин, управляющий директор "Драгон Эсет Менеджмент".
На описанные цели до 2009-го приходилось более 50% вложений венчурных фондов. Кризис внес коррективы в структуру их инвестиций, но не изменил назначения этих финансовых институтов, — в Украине они по-прежнему выполняли роль локального офшора. По итогам 2010 г. 59% активов венчуров пришлись на дебиторскую задолженность и корпоративные права, в т. ч. проблемные активы. "Проблемные активы просто держат на балансе венчуров, в замороженном состоянии, потому что закрыть их жалко", — говорит Михаил Ройко, глава КУА "Амадеус".
Право хранить в тайне имена собственников и упрощенная отчетность — эти привилегии за венчурами закреплены законодательно — пришлись как нельзя кстати в посткризисный период, когда в стране вовсю шел передел собственности ("ВД" предсказала этот сценарий в статье "Бои быков", см. № 9, 2009 г.). Богдан Лозовский, управляющий инвестпроектами Astrum Investment Management, отмечает, что украинские венчуры используются для выстраивания холдингов и оптимизации процессов в них. Налоговая льгота позволяла прибыль, которую приносил один проект, финансируемый созданным для этих целей венчурным фондом, реинвестировать в другой. И так до бесконечности.
"Суммы, привлеченные от инвесторов, доходы от совершения операций с активами фонда, а также доходы, начисленные по активам фонда, не облагаются налогом на прибыль. С учетом этого, фонды можно использовать как элементналоговой оптимизации", — признает Павел Ходаковский, партнер адвокатского объединения Arzinger. Михаил Ройко добавляет, что налоговые обязательства у инвесторов возникают или при закрытии фонда, или при продаже своих долей. "Фонд при закрытии может быть "в минусе", поэтому никаких налоговых обязательств вообще не возникает", — поясняет Ройко.
Наука подождет
Венчурные фонды в Украине выполняют функции, далекие от тех, которые обычно приписывают институтам инновационного и высокорискового инвестирования в мире, констатирует Александр Ситухо, директор украинского представительства консалтинговой компании World Asset Protection Center. Да и сами фондовики признают, что дело обстоит именно так.
В одной из компаний корреспондентам "ВД", интересовавшимся проектами, которые финансируют венчурные фонды в сфере инноваций, прямо сказали: "Зачем вы называете нас венчурами? Мы — частный капитал". Мол, куда вкладывать — решать владельцам ресурса, и нет ничего зазорного в том, что для этих целей используют подходящий финансовый инструмент. В данном случае — венчурные фонды. А то, что с научным прогрессом такие проекты, как правило, имеют малого общего, не беда — ведь все находится в рамках законодательного поля.
Действительно, Закон "Об институтах совместного инвестирования" позволил венчурным фондам вкладывать средства в недвижимость, корпоративные права, ценные бумаги без рейтинга и не допущенные к торговле на бирже, долговые обязательства. Все это теоретически может быть связано с проведением научных работ. Но из более чем 750 венчурных фондов, работающих в стране, инновационные разработки финансируют единицы.
На вопрос "ВД" "почему вы не инвестируете в науку?", большинство экспертов резко отвечают: "Мы не инвестируем в науку, так как в Украине ее фактически нет". Фонды отказываются работать со стартапами, которые не могут предоставить обоснование окупаемости проектов, а таких — большинство. "У нас со стартапами (в сфере науки и инноваций — прим. "ВД") ситуация сложилась крайне тяжелая. И это связано не с отсутствием ресурсов или инвесторов, а больше как с состоянием науки, так и с умением авторов идей "делать бизнес", — подтверждает Михаил Бейрак, руководитель отдела корпоративных проектов ABBYY Украина. (подробнее — см. интервью с Николаем Паладием, "ВД" №105, 2006 г.)
С аргументами инвесторов сложно не согласиться. Другое дело, что проблема финансовой безграмотности украинских ученых не нова. Те, кто прописывал правила игры для венчуров в Украине, были о ней осведомлены. Но за минувшие двадцать лет с момента появления венчуров в стране государство не предприняло ни одной попытки решить эту проблему. Впрочем, клинч в отношениях между наукой и рисковыми инвесторами ничуть не мешал последним наращивать активы венчурных фондов. О том, как велико лобби венчуров, говорит тот факт, что ситуации не изменил и Налоговый кодекс, сохранивший неприкосновенными правила налогообложения "рисковых" инвестиций.
Шесть лет назад, когда впервые публично заговорили о том, что венчурные фонды в Украине работают непрозрачно и не выполняют своей роли, в качестве решения проблемы Украинская ассоциация инвестиционного бизнеса предложила ввести классификацию этих структур, увязав с профилем условия работы на рынке. Тогда в АУИБ отмечали, что венчуры инвестируют в сельское хозяйство, строительство, финансовые услуги, транспорт, энергетику — в т. ч. добычу и переработку нефти, химпром. Но намерения так и не были реализованы.
Как стало известно "ВД", УАИБ реанимирует идею создания классификации фондов. Основная мысль заключается в том, чтобы разделить венчурные инвестиции в зависимости от объекта вложений — проблемные активы, науку и т. п., и другие (см. Блиц-интервью Олега Колесника). По идее, появление такой классификации должно отсеять фонды, которые де-факто не занимаются рисковыми инвестициями.
Но в свете намерения создания государственного венчурного фонда говорить о перекраивании правил игры в сторону открытости рынка, похоже, преждевременно. Ведь никто не любит распределять денежные потоки в тайне так, как это любят делать украинские чиновники.