The New Yorker о Жадане: Неофициальный бард Донбасса, где все рушится

Простые жители маленького городка Донбасса прекрасны в своем уродстве
Сергей Жадан. Фото: УНИАН

Сергей Жадан в своей книге "Ворошиловград" описывает историю украинского рейдерства на малой родине. Этот роман широко разошелся в мире, и Марси Шор, автор книги "Вкус пепла. Загробная жизнь тоталитаризма в Восточной Европе", которая пишет сейчас книгу о Майдане, посвятила статью украинскому писателю и его произведению в The New Yorker. На самом деле это нечто среднее между рецензией и интервью, интересное, прежде всего, тем, на чем акцентирует внимание автор. "ДС" приводит перевод данного материала. 

Когда я общалась с украинским писателем Сергеем Жаданом прошлым летом, в кафе в девятом районе Вены, он оказался гораздо мягче, чем я представляла. На публике Жадан - сексуальный и крутой солист ска-группы "Собаки в Космосі". Его музыка - пост-панк - пролетарская, его поэзия лирическая, его романы напоминают Уильяма Берроуза и битников, иногда с вкраплением латиноамериканского магического реализма. Тем не менее, во время общения тет-а-тет Жадан был саморефлексивным и внимательным слушателем. Он осознает свою роль неофициального барда восточной Украины и еще больше ощущает моральную ответственность, которую несет за свои слова. В его части мира не так много людей, чьи слова покидают пределы ее границ.

Жадан является одним из немногих украинских авторов, чьи работы были массово переведены. Его последний роман "Ворошиловград" выиграл премию по литературе Яна Михальского в Швейцарии; он привлек восторженных читателей в Австрии, Германии, Польше и России. После одних поэтических чтений Жадана в Варшаве польский журналист отметил, что никогда не видел в марте такого огромного количества девушек в коротких юбках. Мятежный и колоритный, своего рода Джеймс Дин, Жадан иногда ведет себя как несносный ребенок, хотя ему сорок два года. Точно так же можно читать "Ворошиловград" как воспитательный роман, хотя главного героя и рассказчика, Германа, уже не воспитать. "Мне 33 года, - начинает он. - Я давно и счастливо жил сам, с родителями виделся редко, с братом поддерживал нормальные отношения. Имел никому не нужное образование. Работал непонятно кем. Денег мне хватало именно на то, к чему я привык. Новым привычкам появляться было поздно. Меня все устраивало".

Как и Жадан, Герман из небольшого городка возле Ворошиловграда - города, который после краха Советского Союза, больше не называется Ворошиловградом, а называется Луганськом (на украинском языке) или Луганском (на русском языке). Он расположен на Донбассе, на востоке Украины. После поступления в университет в Харькове, во втором по величине городе Украины, друг нанимает Германа в качестве политического консультанта с непонятными обязанностями. Он редактирует выступления, организует семинары на тему демократии и отвлекает внимание от денег, которые отмывают его друзья. В целом, Герман в высшей степени мобилен. Так как он не доверяет банкам, то прячет деньги в томике Гегеля.

Старший брат Германа, Юра, до сих пор живет в своем родном городе, рядом с больше-не-Ворошиловградом. Юра владеет АЗС, где он и два старых друга ремонтируют автомобили. Один из них, Коча, бывший мелкий преступник. Другой - бывшая звезда футбола, которого называют Injured ("Раненый") в прекрасной английской версии Рейли Костиган-Хьюмса и Исаака Уилера; буквальный перевод - Травмированный. Однажды в жаркий летний день звонит мобильный телефон Германа. Это Коча: брат Германа исчез. И так Герман возвращается на АЗС. Другими словами, как Жадан объяснил мне, "он возвращается в прошлое, где для него начинается будущее".

Поездка выходит дольше и сложнее, чем должна быть. Друзья Германа, занимающиеся отмыванием денег, с компакт-дисками Чарли Паркера, которые везли Германа в старом черном Volkswagen, вернулись. В конце концов приходит автобус и Герман садится в него, присоединяясь к "женщинам в бюстгальтерах и спортивных штанах, с ярким макияжем и длинными накладными ногтями, мужчинам с барсетками и наколками...и детям в бейсболках и спортивных костюмах, с битами и кастетами в руках". Он собирался на АЗС лишь на несколько часов, чтобы все выяснить. За целый день этого сделать не удалось, поэтому он решает остаться еще на один день, а потом еще на два, а затем, возможно, на неделю. Он теряет чувство времени, как Ганс Касторп в "Волшебной горе" Томаса Манна. Он приходит к бухгалтеру своего брата, Ольге, которая отводит его в бар за углом дискотеки, где много лет назад он потерял свою девственность. Он встречает пару рейдеров, и они хотят приобрести, в смысле захватить, заправочную станцию. Он выходит на тропу войны: Травмированный и Коча рассчитывают, что Герман не продаст их рейдерам, чтобы сохранить заправочную станцию, которая, в конце концов, является делом их жизни.

Донбасс - это место, где живут грубые дети и где они остаются. Жадан там не остался: как Герман, он переехал в Харьков. Но его родители и брат, и многие из друзей остались. Он часто приезжает к ним, даже сейчас, когда идет война. Примерно восемь тысяч человек были убиты с начала войны, начавшейся весной 2014 г. Более чем полтора миллиона человек покинули свои дома и в настоящее время являются беженцами. "Ворошиловград", хоть и вышедший в 2009 году, стал романом нашей нынешней жизни, интимным пребыванием в давно заброшенном советском пограничье, которое ныне угрожает привести к падению Европы.

Расположенный глубоко на юго-востоке Украины возле российской границы, Донбасс является постиндустриальным горнопромышленным районом, известным своей территориальной вассальной зависимостью. Доминирующим языком является русский, хотя украинский является обычным явлением в качестве "суржика" - так называют комбинацию обоих. В начале современной эпохи Донбасс уже бывал своеобразным Диким Западом: дикая степь служила убежищем для казаков, бежавших от польского гнета; позже он привлек преследуемых евреев, религиозные меньшинства, раскулаченных крестьян, преступников, золотоискателей - беглецов всех мастей. К ХХ веку это был "политически неуправляемая...пограничная территория, где за господство боролись внутренние стремления к свободе, дикая эксплуатация и повседневное насилие", - так описывает его историк Хироаки Куромия в своей книге "Свобода и террор на Донбассе". При Сталине Донбасс стал местом стахановского движения, создания суперрабочих, которые могли бы выполнить пятилетку за четыре года. У этой спешки была темная сторона: даже по сталинским меркам, как пишет Куромия, "террор 1930-х годов на Донбассе был невероятным".

Сталин умер; супер-рабочие исчезли; Советский Союз развалился. 1990-е принесли мафию и олигархию на Донбасс, и он увидел восхождение местного хулигана, ставшего клептократом Виктором Януковичем, который в 2010 году был избран президентом Украины. (у Януковича, не случайно, возможно, был один стратегический консультант с Дональдом Трампом - Пол Манафорт, который, кажется, специализируются на пиаре олигархов-бандитов с президентскими амбициями). К тому времени он застыл. Заводы были закрыты. В романе Герман возвращается в мир, который по-прежнему хорошо ему знаком, отчасти потому, что ничего не изменилось. "У меня всегда было ощущение, что после 1991 года люди на Донбассе...не позволяли времени течь естественным образом", - сказал мне Жадан. Результатом стали "темные места, аномальные зоны времени".

В этой временной аномальной пустыне все экзистенциальное возникает через физическое: немного футбола, много секса, еще больше насилия. Материальные объекты Жадан описывает с почти гротескной точностью - деревянные иконы православных христианских мучеников, брелок Манчестер Юнайтед, пара электрических ножниц Bosch - они закрывают пробелы в лаконичном диалоге. И это не просто слова, которые отсутствуют. Люди называют Донбасс "Бермудским треугольником", сказал мне Евгений Монастырский, 23-летний аспирант-историк из Луганска и поклонник Жадана: объекты, годы, люди, как брат Германа исчезают там постоянно. Многие из тех, кто остались, прошли через различное насилие. "Все мы хотели стать пилотами, - говорит Герман друзьям детства. - Большинство из нас стали лузерами". И не только лузерами, Жадан хочет, чтобы мы поняли побитых лузеров, их тела, конечности и лица, исполосованные шрамами. "Присматриваясь к остальным старым друзьям, я замечал на их побитых жизнью и соперниками телах подобные многочисленные изображения, которые мягко тускнели в ярком солнечном свете", - говорит Герман.

"Их спины и поясницы, грудь и лопатки были помечены черепами и серпами, женскими лицами и непонятными цифровыми комбинациями, скелетами и изображениями Богородицы, мрачными заклинаниями и полными достоинства формулами. Наиболее аскетично выглядел Семен Черный **й, на груди которого можно было прочитать "Мой Бог - Адольф Гитлер", а на спине, соответственно - "Главный в зоне - вор в законе".

Татуировки, объединяющие свободу и террор, предлагают нетривиальное понимание: абсолютная власть всегда была только частичкой полной анархии. В "Ворошиловграде" само отсутствие закона становится угрожающим присутствием. "Украинская жизнь основана не на законе, а на правилах", - написал как-то украинский прозаик Тарас Прохасько. "Основное правило заключается в том, что закон может быть нарушен". В этом контексте Донбасс - как вся Украина, только в большей степени.

21 ноября 2013 года Янукович, под давлением президента России Владимира Путина неожиданно отказался подписать соглашение об ассоциации с Европейским Союзом. Для многих украинцев это означало конец их будущего. Сотни людей, в частности, студентов, собрались на Майдане, большой площади в центре Киева, в знак протеста. Примерно в 4 часа утра 30 ноября Янукович послал его спецназ избивать студентов. Он рассчитывал, как кажется, на то, что родители заберут детей с улиц. Вместо этого родители присоединились к своим детям. На следующий день более полумиллиона человек пришли на Майдан, заявляя, что "они не позволят бить наших детей".

"На совести власти кровь и она должна ответить за это", - сказал Жадан несколько дней спустя в интервью молодому польскому журналисту Павелу Пьянежеку. Той зимой ставки выросли, как и насилие. Майдан стал сложным полисом в полисе, с кухней и открытыми университетов, и медицинскими клиниками и пунктами раздачи одежды, привлекая миллионы людей всех поколений и этнических групп. "Беркут" Януковича применял водометы на морозе. Его головорезы похищали и пытали протестующих. "Майдан" стал означать пылкое восстание против произвола и тирании. "Это не диско - это настоящая революция", - сказал Жадан Пьеньяжеку. Революция достигла своего апогея в феврале, когда снайперы Януковича убили около ста человек на Майдане. На следующий день после того, как стрельба прекратилась, Янукович бежал в Россию.

После победы Майдана в украинской столице население на востоке Украины разделилось. Российские "туристы" начали прибывать из-за границы, чтобы принять участие в демонстрациях "Антимайдана". 26 февраля Жадан разместил на YouTube шестиминутное обращение к жителям Харькова на русском и украинском языках. "Не слушайте провластную пропаганду, - сказал он. - Здесь нет никаких экстремистов, здесь нет фашистов. Переходите на нашу сторону". Через три дня, 1 марта, Жадана увели с демонстрации в Харькове окровавленного, ему разбили голову. Поэт вел себя непринужденно. "Я взрослый человек. Меня трудно удивить ударом по голове", - сказал он в интервью в конце того месяца.

Воззвание Жадана преуспело в Харькове, но не на Донбассе. Весной 2014 года сепаратисты захватили большую часть угольного региона. Сначала было трудно сказать, кто именно эти сепаратисты. Они создали пеструю компанию из местных патриотов, фашистов, антифашистов, местных хулиганов, русских военных-добровольцев, наемников, революционеров, спецназа Кремля, бандитов и полевых командиров, которые объявили себя борцами с фашистской хунтой в Киеве (которой на самом деле существует). Многие сепаратисты ощущали ностальгию как по Советскому Союзу, так и царской империи, а различие между российскими империалистами и местными анархистами в лучше случае было размыто.

Сегодня бывший Ворошиловград находится в пределах территории самопровозглашенной "Луганской Народной Республики" - организации, которая, как Жадан написал в мае 2014 года, "существует исключительно в фантазиях самопровозглашенных "народных мэров" и "народных губернаторов". Последняя форма персонажей, которых можно с легкостью увидеть в его романе: Жадан описывает мужчин в спортивных костюмах с татуировками, стеклянными глазами и недостающими пальцами. (Отсутствующие пальцы не являются частью магического реализма: Вячеслав Пономарев, сепаратист в возрасте около сорока лет, который в апреле 2014 года объявил себя "народным мэром" из Славянска, лишен двух пальцев на левой руке.)

В "Ворошиловграде" Жадан описывает своего рода зону боевых действий на украинско-русском границе близ Ростова: мужчины в камуфляже и масках, с автоматами Калашникова, иногда берут одного-двух заложников. Он описывает вездесущее насилие в то время, когда еще нет войны - жестокость воспринимается как данность. "Вы знаете, до войны все это, естественно, выглядело совершенно иначе: граница с Россией, армия в камуфляже, ежедневная готовность к бою, - сказал мне Жадан в письме. - Не было в этом катастрофы". (Я писала Жадану на польском языке о романе, написанном им на украинском, который я читала на английском. Он ответил мне на русском языке. Вся эта ситуация была очень украинской).

Балаклавы и автоматы Калашникова, и культура бандитов связаны со всеобъемлющей коррупцией. Слово, или, вернее, одно из слов, обозначающее коррупцию на русском языке - prodazhnost (на украинском языке, prodazhnist); это означает, что все и всех можно купить. Своеобразная связь между prodazhnost, "покупательной способностью" и Chestnost ("честность") являют сущность Донбассе. Там, где нет доверия системе, доверие к друзьям имеет огромное значение. Там, где нет закона, личная солидарность имеет первостепенное значение. И важно не то, как кто голосует, а как поддерживает друзей. Chestnost связано, как этимологически, так и концептуально с "грудью" (на английском chest - это грудь, - "ДС") и "честью". Что поражает в истории Германа - среди дикости Донбасса отсутствует двуличие. "Ворошиловград" - это несентиментальный роман о человеческих отношениях в условиях жестокости, в котором нет ни одного случая предательства.

Герман готов рискнуть всем ради пропавшего брата, Травмированного и Кочи, Ольги, призраков прошлого, даже если это, кажется, бессмысленно. Пытаясь уйти от рейдеров, Герман оказывается в частном поезде, где "начальник" поезда дает ему совет: "Вбили себе в головы, что главное - это остаться здесь, главное - ни шагу назад, и держитесь за эту свою пустоту. А тут ни*** нету!". Но Жадан хочет, чтобы мы поняли, что есть что-то, ради чего хочется остаться. В его прозе нет ностальгии, но есть подлинная любовь, грубая и глубокая. Даже в этом скотском месте есть доверие, верность, и любовь. Аспирант, с которым я говорила, Монастырский, предпочитает Донбасс Львову, где живет сейчас, именно из-за "чести" и "честности", которые отменяют более обыденную буржуазную мораль. Несмотря на все то насилие, Монастырский настаивает, что "Донбасс полон радости и сострадания, и сопереживания". И он любит Жадана за изображение этих немногословных людей, которые более аутентичны, чем кто-либо другой; за то, что он показывает нам, что "эти люди красивы, прекрасны в своем уродстве".