Как съесть премьера
Парламентские выборы в далекой Австралии представляют двоякий интерес для европейского и евроатлантического политического процесса — эта страна не только вовлечена в расследование трагедии рейса МН17, но и впервые, в частности в лице тогдашнего премьер-министра Тони Эббота во время саммита G20 в Брисбене, указала Владимиру Путину на его новый международный статус изгоя.
Кроме того, Австралия, к некоторому удивлению, стремится участвовать в культурной жизни Европы (уже дважды получив высокие баллы на Евровидении) и притом является домом для небольшой, но активной украинской общины.
Несмотря на то что внешняя политика единственной в мире страны-континента по отношению к стратегическим вопросам находится в фарватере Британского содружества и США, существуют и любопытные нюансы — такие как сбалансированная иммиграционная политика и искренняя защита либеральных ценностей.
Правительства в Австралии меняются достаточно часто, поэтому, прежде чем проанализировать итог выборов 2 июля, стоит спросить, куда пропал Тони Эббот? За этим вопросом скрывается специфический рельеф австралийской политической психологии. Сделавший образцовую политическую карьеру в Либеральной (национал-либеральной) партии, не раз возглавлявший комитеты, министерства и оппозицию, Эббот в 2010 г. привел правоцентристов к победе — пусть и в рамках вынужденной коалиции с соперниками-лейбористами тогдашнего премьера Джулии Гиллард.
Кабинет Эббота достаточно отчетливо проводил политику в пользу добывающих компаний, свободной торговли с Японией, Южной Кореей и Китаем. Любопытно, что премьерскую карьеру Эббота накренили не какие-либо хозяйственные неудачи или скандалы, а симпатии к монархизму (с этим в Австралии довольно строго), поскольку он попытался восстановить старинные порядки в Ордене Австралии, намереваясь возобновить традицию титулования для рыцарей и леди Ордена.
Эта, в общем-то, невинная забава, в которой должен был принять участие супруг королевы Филипп, герцог Эдинбургский, вызвала нешуточное общественное брожение. Впоследствии Эббота всякий раз критиковали за те или иные идеи, в особенности кадровые, а в дискуссии об однополых браках он пытался пройти между каплями дождя. Причиной тому послужила чрезвычайно сегментированная конфессиональная структура Австралии, в которой католики играют существенную роль (вероятно, это связано со структурой первичной иммиграции на континент).
Тем не менее маневры Эббота не уберегли его от местного мелодраматического сюжета — ритуального съедения собственными соратниками (то же, к слову, произошло с обоими его предшественниками: Гиллард свергла своего однопартийца Кевина Радда, а тот отвоевал пост). Эббота подсидел старый партийный соперник Малькольм Тернбулл, с которым они схлестнулись много лет назад в вопросе референдума о провозглашении Австралии республикой. Тернбулл в сентябре прошлого года и выиграл партийное голосование о лидерстве. Возглавив правительство, он пообещал провести референдум в отношении ЛБГТ-браков после нынешних парламентских выборов, если национал-либералы сохранят большинство.
Однако выборы 2 июля показали противоречивый результат: при необходимых 76 мандатах для формирования большинства и кабинета партия действующего премьера Тернбулла не дотянула двух мест, а лейбористы под руководством Билла Шортена — пяти.
Итак, опять "подвешенный" парламент — в него также входят один представитель "зеленых" и два депутата от независимых команд. Кстати, если дело дойдет до референдума об однополых браках, результаты, видимо, тоже будут близки. Во многом повторив кадровую оперетту лейбористов, правящая партия потеряла голоса и места в пользу оппозиции. Но похоже, что действующему кабинету удастся удержать власть, хотя не факт, что сам Тернбулл останется премьером.
Кажется, австралийские партийные институты подхватили британо-европейскую болезнь дистанцирования от современных общественных запросов. А волнует избирателей угасание металлургического бума и некоторое снижение кредитного рейтинга страны (в частности и в связи с неубедительным исходом выборов), борьба с курением в городских центрах, вопросы толерантности к исламу. Собственно, последний вопрос остро стоит на протяжении по меньшей мере семи лет — с тех пор как на федеральном уровне был принят закон о возможной экстрадиции тех, кто ставит нормы шариата выше австралийского законодательства. Ислам является самой быстрорастущей религией в стране (прежде всего за счет иммигрантов и беженцев), что делает эту тему одним из наиболее острых вопросов общественного дискурса, в частности в контексте соотношения ксенофобии и террористических угроз.
Пример тому — обсуждение свежего и скандального доклада комиссии Чилкота в британском парламенте, указывающего на то, что Лондон мог бы воздержаться от участия в иракской интервенции. В связи с этим обозреватели убеждают австралийцев, что стране следует быть осмотрительнее в своей внешней политике. Но обсессия по отношению к мусульманам все же подспудно присутствует в публикациях на политическую тематику.
При этом Австралия принимает беженцев из Сирии и Ирака, причем обеспечивает им постоянные визы. И хотя ее квоты несравнимы, скажем, с немецкими, на общеевропейском фоне они все же заметны: только в рамках гуманитарной программы с сентября минувшего и на протяжении текущего года было анонсировано принятие 25 тыс. человек.
На этом фоне боязнь исламского фундаментализма и сопряженная с ним "терророфобия", к слову, дают новое объяснение отношения австралийцев к экзерсисам Кремля — как в Украине, так и в Сирии.
Так что, несмотря на географическое расстояние, Австралия и ее нынешнее руководство — в рамках системы американских и британских союзов, а также в силу объединенности общей трагедией — останется надежным партнером Украины. Особенно если Украине будет что предложить и со своей стороны, ведь нынешний товарооборот едва превышает $30 млн.
