Кто прогнет Белый дом
В последнее время Нобелевскому лауреату мира Бараку Обаме не особо везет даже в тех сегментах внешней политики, которые он - невзирая на происходящие на глобальной арене события - сделал своими ключевыми приоритетами. Речь, в частности, идет о крупных торговых соглашениях - тихоокеанском и трансатлантическом. В американской политической печати высказывается все больше скепсиса в отношении перспективы подписания обоих договоров за оставшееся у нынешнего президента время в Овальном кабинете. В особенности рельефно этот скепсис выглядит на фоне государственного визита председателя Си в США, который можно назвать вполне триумфальным - на встрече в Белом доме президент Обама заявил, что "США заинтересованы в сильном Китае". Вероятно, фантазии о пресловутом "повороте на Восток" мучают не только хозяина Кремля, но и его вашингтонского визави - Обама, кстати говоря, не первый американский лидер, который мечтал о некоей форме партнерства с Китаем. Можно вспомнить, что и Джордж Буш-младший в первый год своего президентства тоже говорил о подобных планах, но теракты Черного вторника вынудили его взглянуть на американские национальные интересы более трезво.
Между тем, любая китайская политика Вашингтона за исключением максимально широкого размещения в этой стране производств (что и происходило при Клинтоне и Буше-младшем), допуска Пекина на западные и другие рынки (в частности, речь идет о размещении акций и лицензировании продукции), иной инвестиционной деятельности и прославления "китайского пути" (как когда-то японского) на данный момент заведомо обречена на неудачу. Интересы США и Китая перпендикулярны - причем какую сферу ни возьми (кроме, пожалуй, позиции Китая по отношению к исламистам в Афганистане, да определенного модерирования положения КНДР).
Налоговая и промышленная политика Обамы за все годы его президентства способствовала скорее уходу американских инвесторов с китайского рынка, более того, американские финансисты, такие как Джордж Сорос, неоднократно призывали Китай удерживаться от нечестных методов конкуренции вроде постоянной девальвации юаня. Обама, впрочем, гордится тем, что смог уговорить Пекин подключиться к соглашениям о сокращении промышленных выбросов - но это, пожалуй, единственный его успех в Азии.
Визит Си Цзинпина в Америку был приурочен как раз к тому, чтобы в условиях потери темпов роста и с трудом сдерживаемого финансовыми регуляторами от взрыва биржевого пузыря не выпустить США из нежных китайских объятий. Любопытно, при этом, что задуманная во многом против Китая эпопея с тихоокеанским торговым соглашением в процессе переговоров сведена к минимальным рискам для Поднебесной. К примеру, Япония находится в процессе перенесения в Китай своих промышленных мощностей в автомобилестроении - и уже выторговала себе индульгенцию: если 85% автомобиля построено за пределами Японии, он все равно будет официально считаться произведенным именно там.
Таких нюансов огромное множество, касаются они и вопросов манипулирования валютами другими странами-потенциальными участниками. Ситуация начинает выглядеть таким образом, что тихоокеанское соглашение, скругленное сложным переговорным процессом выгодно всем, кроме американского правительства, причем американские же корпорации играют на стороне стран Азии, а не собственно США. Любопытно, что их поддерживают левые американские экономисты, такие как Пол Кругман - он, в частности, отмечал, что фермерам Оклахомы не так уж и важно, откуда они получают свои машины в обмен на кукурузу - из Детройта или из Шанхая. Аргумент не бесспорный, но он ложится в копилку текущей дискуссии.
Иные процессы сгущают тучи над трансатлантическим торговым соглашением - а это уже затрагивает и украинские интересы, поскольку с началом следующего года между Брюсселем и Киевом полностью вступает в силу зона свободной торговли. На этом фронте Вашингтон предсказуемо уперся в традиционную европейскую бюрократию - так, корпоративные игроки предлагают разрешать противоречия с помощью мобильного механизма вместо громоздкого третейского трибунала. Союзные органы настаивают на своей позиции - это притом, что такой вариант лоббируют такие же корпоративные структуры.
ЕС, в свою очередь, обуреваем собственными внутренними проблемами: к примеру, в чем смысл соглашения, если Великобритания вдруг решит покинуть союз? Или - если еврозона продолжит испытывать нынешние проблемы, связанные с Грецией? Кроме того, прием массы новых иммигрантов постепенно приведет к необходимости повышать доходную часть бюджета союзных стран. В общем, несмотря на благую цель и потенциально оптимистическую перспективу, а также определенную историчность (все-таки Обаме не хочется ограничить свою роль в анналах американской дипломатии местом ликвидатора бин Ладена и друга аятолл), эти проекты выглядят все более проблематично. Тем не менее, самое близкое препятствие является американским и ярко политическим.
Дело в том, что полномочия президента США в сфере заключения соглашений по вопросам свободной торговли ограничены достаточно изящным алгоритмом - в первую очередь, глава государства должен получить в обеих палатах полномочия "сокращенного рассмотрения" (fast track). Это позволяет президенту отбросить массу возникающих в процессе промежуточных возражений - такой механизм применялся, в частности, во время создания НАФТА. Примечательно, что даже определенный межпартийный консенсус - а в эпоху Обамы это откровенная редкость -начинает исчерпываться именно в силу личных качеств Обамы и начавшейся избирательной кампании. Причем на минимуме находится терпение не только республиканцев, но и демократов.
На это указывают, в частности, проблемы, которые Конгресс пытается создать Обаме (несмотря на уже действующий по этому вопросу fast track, одобренный более дружественно настроенным по отношению к президенту законодательным корпусом) в отношении иранской сделки. Впрочем, у нижней палаты и сенаторов накопилось немало претензий к Обаме и за пределами пакта с Тегераном. Во-первых, до сих пор ничего внятного не было предпринято по направлению разрешения ливийской ситуации - впечатление создается такое, что дела в стране, где был убит посол США, пущены на самотек. На самой нижней точке находятся отношения между Вашингтоном и Каиром, недавно приобретшим у Франции злополучные "Мистрали", а к ним - 50 российских вертолетов.
Иными словами, от уверенно проамериканской политики Египет явно перешел (флирт это или нет - вскоре станет ясно) к пресловутой многовекторности. Минимальное участие США в предотвращении захвата Йемена иранскими политическими клиентами - хуситами, и это в рамках коалиции, в которой по уровню вовлеченности Египет уступает лишь непосредственно заинтересованной Саудовской Аравии, выглядит довольно дико.
В-третьих, Израиль, Саудовская Аравия и даже Турция находятся в поиске более надежных союзников, нежели действующий американский президент. Наконец, беспомощность и непоследовательность внешней политики США бумерангом ударяет и по Украине, ведь - если оставить за кадром съежившиеся возможности Путина в деле продолжения агрессии - перманентные отказы в предоставлении нынешней украинской армии современного противотанкового вооружения и средств разведки выглядят все более абсурдно.
От Обамы - несмотря на более диковинные представления о внешней политике - стремится дистанцироваться даже Берни Сандерс, а уж этот сторонник профсоюзов, если вдруг сможет стать президентом, точно опустит шлагбаум перед вечеринкой транснациональных корпораций (тем более, что Сандерс выступает за серьезное повышение размера минимальной заработной платы). Таким образом, как бы ни хотел Обама разорвать связь между внутренней и внешней политикой США, между вопросами обороны и экономикой - ему приходиться смириться с тем что президентом он работает не в Финляндии, а в Соединенных Штатах. Невозможность такого разделения признают уже наиболее левые американские публицисты, такие как Роджер Коэн, в своей колонке подчеркивающий - оказалось, что невмешательство Америки может принести не менее горькие плоды, нежели пресловутый интервенционизм.
