Пережить Путина и выбрать украинский путь. Дмитрий Травин о том, как России преодолеть стагнацию
"ДС" 28 лет назад, 8 декабря 1991 года, были подписаны Беловежские соглашения, где Россия, Беларусь и Украина, формальные учредители СССР, прекратили существование этого политического проекта. Поскольку проект был амбициозным по декларированным целям, то был ли, на ваш взгляд, СССР модернизирующейся страной?
Д.Т. Советский Союз плохо модернизировался. Из ключевых процессов, которые отмечают в процессе модернизации, можно назвать только урбанизацию. Это важный момент, но не ключевой. Союз не переходил к рыночной экономике, точнее, пытался в последние три года перед Беловежской пущей. За эти три года переход к рынку был ужасающим. Непрофессиональные реформы были осуществлены под руководством Николая Рыжкова — председателя Совмина во времена Михаила Горбачева. Демократизация в последние три года шла плохо, с большими ограничениями. Общество хотело жить по-другому, но плохо понимало как. Общество жило в мечтах и фантазиях о жизни на Западе, полученными преимущественно из кинолент.
И когда в СССР возник политический кризис августа 1991 года, вся эта система развалилась очень быстро. После чего начали строить новую жизнь с большими противоречиями, разными стратегиями. Попытка что-то изменить была, но плохо осмыслена.
"ДС" А вот этот термин "советская модернизация" — насколько он корректен? Она вообще была?
Д.Т. Слово "модернизация" имеет два смысла. Первый — бытовой. Это изменения в лучшую сторону. Скажем, модернизация железный дороги или канализации. Мы же говорим о втором смысле — социологическом. Это модернизация, которая преобразовывает общество, в результате чего оно приобретает черты наиболее современных обществ. Такая модернизация предполагает переход от административного народного хозяйства к рыночной экономике. Рыночная экономика бывает разной. Бывает рыночная экономика почти несвободная, как в нынешней России, бывает свободная. Модернизация — это и преобразование политический системы в сторону демократии, и появление нового поколения людей, способных адаптироваться к постоянным переменам в обществе. Вот если мы все эти моменты имеем в виду и возвращаемся к "советской модернизации", "сталинской модернизации", "петровской модернизации", то мы увидим, что в основном все это не было модернизацией.
"ДС" А что же?
Д.Т. Это были перемены. Причем при Сталине в худшую сторону, так как сворачивались некоторые процессы, которые развивались еще при Российской империи. Была урбанизация, а во всех остальных смыслах модернизации не было. И даже во времена Петра І не было модернизации в полном смысле второго значения.
"ДС" Можно ли утверждать, что попытка модернизировать Советский Союз и привела к его коллапсу?
Д.Т. Для ответа нужно вспомнить еще и о Российской империи. Вот империя была модернизирующейся, но потерпела крах. Но это не российская особенность. Революция — это проявление сложности перехода к модерну. Великая французская революция произошла во Франции как раз во время начала модернизации. Потом во Франции произошло еще несколько революций. В Германии и Австро-Венгрии революции произошли почти одновременно с Россией. То есть это не только проблема России.
В Европе на пальцах можно пересчитать страны, где не было таких проблем.
"ДС" Почему так происходит?
Д.Т. Потому что в ходе модернизации общество быстро меняется. Переход к демократии, переезд в город становятся культурным шоком для человека, вот в результате таких шоков происходят столкновения разных групп, необязательно это классовые столкновения, хотя и они есть. Но, кроме марксистского столкновения классов, нужно помнить еще о столкновениях между этносами, нациями, между жителями разных регионов, между представителями господствующих классов. В России 1917 года конфликт между представителями господствующих классов был очень сильным. Николая II "попросили" отречься именно представили господствующих классов. Очень сложно приспособиться к модернизации, отсюда и такие катаклизмы. Это не особенность России, это во всех странах. Но чем больше страна, чем больше в ней различных конфликтов, тем больше вероятность того, что революция будет более ощутимой и сильной.
А Советский Союз — это продолжение тех же проблем, которые не были решены столетием раньше.
Как только СССР стал размораживаться, выяснилось, что не решены проблемы, которые революция обещала решить: общество бедное, сильно отстает от многих стран, конфликты между различными группами серьезные. Капиталистов формально нет, но есть советская бюрократия, с одной стороны, и простые граждане — с другой. Есть конфликты между народами, несмотря на слова о "советском братстве", многие хотят создать свои национальные государства. Все эти конфликты были заморожены до перестройки. Как только они разморозились, выяснилось, что проблем еще больше! Оказалось, что демонтаж Союза и переход к рыночной экономике и демократии были неизбежны.
"ДС" Демонтаж СССР уже прошел, а насколько решен вопрос перехода к рыночной экономике и демократии уже в рамках национальных государств?
Д.Т. Постсоветские страны практически все находятся в состоянии перехода. Это именно модернизация, процесс. Нельзя сказать, что какая-то из стран уже полностью модернизировалась, стала развитой, живет как развитая страна. Наибольших успехов достигли страны Балтии. Россия и Казахстан формально находятся на уровне Балтии, но только благодаря нефтедолларам. В реформах же балтийские государства лидируют: Эстония и Литва впереди, Латвия чуть позади. Средняя Азия — Киргизия, Туркменистан, Таджикистан, Узбекистан — довольно сильно отстают. С поправкой на природные богатства Туркменистана, но уровень жизни и там низкий.
Все постсоветские страны в процессе модернизации. Лидируют те, кто раньше внедрил рыночные начала. Страны, где с экономикой так себе, но больше демократии, как Украина или Грузия, также имеют возможность модернизироваться. В этих странах многое зависит от конкретного политического курса, способности государства принимать позитивные решения.
В России, Казахстане, Туркменистане сложились типичные автократии.
Российский режим политологи называют "электоральным авторитаризмом". Но беда в том, что автократия может привести страну к определенному уровню, а дальше происходит остановка. В России был период бурного экономического роста с 1999 по 2009 год. Я имею в виду не реформы, а внешние перемены: люди покупали квартиры и машины. Но автократия не дает возможности развиваться постоянно, поэтому за последние 10 лет у нас экономический рост меньше 1% в год. Это стагнация. И вот перед российским обществом необходимость смены политической системы, чтобы дать шанс экономике дальше развиваться. При Путине такие перемены практически неосуществимы.
"ДС" Но ведь модернизацию проводят преимущественно авторитарные режимы, а вовсе не демократии. Вот, к сожалению, украинская демократия тут антипример, а режимы второй половины ХХ века в Сингапуре или Республике Корея — это примеры. Правда ли, что модернизация не любит демократию?
Д.Т. Это распространенная точка зрения, когда-то и я ее разделял. Но сейчас я так не думаю.
"ДС" Почему?
Д.Т. Авторитарные модернизации в истории встречаются часто. Большинство ведущих демократических стран, которые сейчас являются образцом демократии, какое-то время модернизировались авторитарными методами. Проблема вот в чем. Обычно авторитарная модернизация упирается в какую-то точку. Хоть формально автократы могли бы проводить модернизацию дальше, но многие из них этим не хотят заниматься. Они живут по принципу Людовика XV: после нас хоть потоп. Живут для себя, своих друзей, для правящих групп, помогающих управлять страной, больше их ничего не интересует.
Вот в таких ситуациях возникает вопрос: а как дальше развиваться стране? Авторитарные державы развиваются дальше только в случае конструктивного, мудрого автократа. Такого рода автократии были в некоторый странах Юго-Восточной Азии, но их было не так много, автократиями они оставались недолго. Демократии в такой точке более подходят для продолжения модернизации, так как дают шанс на смену правителя.
Сегодня самые успешные страны мира — это демократии, за исключение арабских мусульманских нефтедобывающих авторитарных государств, где "успех" связан с нефтью и газом.
"ДС" Украина хочет в Евросоюз, но ее туда не берут по разным внутренним и внешним причинам. При этом Украина не хочет в интеграционные проекты Владимира Путина, где ее хотели бы видеть. Есть ли возможность модернизации вне больших структур? Можно ли вообще модернизироваться через интеграцию в большие структуры, которые сами находятся на более высоком уровне модернизации?
Д.Т. Я бы сказал, что Евросоюз не панацея. Евросоюз возник в 1990-е годы, до этого модернизация шла десятилетиями и столетиями. Для модернизации важно не формальное пребывание страны в ЕС, а активизация экономических связей между странами, снятие таможенных барьеров, чтобы Украина могла получать из стран Запада инвестиции, а туда отправлять конкурентоспособные товары. Думаю, Евросоюз в ближайшей перспективе никого уже принимать не будет. Возможно, две или три балканские страны.
ЕС уже перенапрягся и достиг границ, когда трудно переварить существующие страны. Сербию еще они могут взять, а Украину — нет. В России сейчас уже никто и не мечтает, чтобы даже после Путина вступить в Евросоюз.
"ДС" Ясно, что Путин когда-то уйдет. Есть ли шансы у модернизационного нарратива стать доминирующим, чтобы влиять на восприятие того, куда нужно стремиться России после Путина?
Д.Т. Под уходом мы имеем в ввиду не рокировку. Я считаю, что шансы на демократизацию России после Путина достаточно велики. Нынешний режим в его нынешнем виде нужен очень ограниченному количеству людей, находящихся на самой верхушке. Большая часть людей, даже те 80%, которые поддерживали Путина после Крыма, хотят экономического развития.
Другое дело, что после смерти Брежнева и Черненко у новых правителей было общее желание модернизации, но очень разное понимание, как это делать. Так будет и после Путина. Шансы на то, что Россия пойдет по украинскому, а не по эстонскому пути, очень велики, хотя мне бы хотелось, чтобы и Украина, и Россия шли по эстонскому пути. Но шансов на это не очень много.
Дмитрий Травин, российский экономист и журналист
Родился в 1961 г. в Ленинграде.
Окончил экономический факультет ЛГУ.
В 1983–1988 гг. преподавал экономику в Ленинградском химико-фармацевтическом институте.
В 1988–1990 гг. учился в аспирантуре на кафедре экономики современного капитализма (ныне — кафедра экономики зарубежных стран) ЛГУ. Кандидат экономических наук (1990; диссертация посвящена проблемам крупного американского бизнеса, работающего в фармацевтической промышленности).
В 1991 г. работал в комитете по экономической реформе Ленгорисполкома. В тот же период опубликовал несколько статей на тему свободной экономической зоны.
В 1991–2008 гг. основной работой Дмитрия Травина была журналистика: 1991–1993 — обозреватель газеты "Час Пик", 1993–1996 — обозреватель газеты "Санкт-Петербургское Эхо", 1996–2008 — обозреватель еженедельника "Дело", в 2001–2008 — заместитель главного редактора.
Публиковался также в других газетах Санкт-Петербурга, журналах "Звезда" и "Нева".
Преподавал на факультете менеджмента, факультете международных отношений и факультете журналистики СПбГУ, в Высшей школе экономики (курсы "История западных модернизаций", "История российских экономических реформ").
С 2008 г. работает в Европейском университете в Санкт-Петербурге: научный руководитель Центра исследований модернизации.
Публикуется в различных газетах и интернет-изданиях.
