• USD 39.6
  • EUR 42.3
  • GBP 49.4
Спецпроекты

Тридцать лет терний. Что такое независимость

Провозгласить независимость и выстроить независимое государство – далеко не одно и то же

Митинг сторонников независимости Украины в 1991 г.
Митинг сторонников независимости Украины в 1991 г. / Getty Images
Реклама на dsnews.ua

Тридцать лет назад украинцы зажгли далекую звезду, к которой идут и сегодня, шаг за шагом поднимаясь по крутому склону. Долго ли еще идти? Долго. Есть ли желающие повернуть назад? Да, их тоже немало.

Тридцать лет назад

Эклектичное было время, настоящий разлом между прошлым и будущим. Впрочем, не столь уж и эклектичное, поскольку основные группы мнений сложились еще тогда. За то, чтобы Украина была в составе Союза Советских суверенных государств на основе Декларации о государственном суверенитете Украины высказались 70,2 %. А в поддержку Акта провозглашения независимости Украины – 90,32%. Против чего же голосовали 29,8% ответившие на первый вопрос отрицательно?

Сопоставив проценты ответов "за" и "против" на оба вопроса, приходим к выводу: голосовавшие "против" в ответ на первый вопрос распадались на две группы. Тех, кто бы против независимости Украины в принципе, было порядка 9,7%. Тех, кто был против того, чтобы украинскую независимость ограничивали рамки зомби-СССР – чуть больше 20%. С этого мы и начали свой путь тридцать лет назад: 20% твердых сторонников независимости Украины, 70% желающих сделать как было, но чуточку лучше, и 10% тех, у кого от слов "независимая Украина" начинались корчи и шла пена изо рта, носа и ушей. 

Далеко ли мы ушли от этих цифр сейчас? Судя по итогам голосований – не очень. Процентов, примерно, на пять. По одному проценту за шесть лет. Впрочем, прирост, скорее всего, был неравномерным.

Много это или мало – 25% через 30 лет? Мало, если мы твердо знаем, к чему идем. Но знаем ли мы это?

Что такое "независимость Украины"?

Реклама на dsnews.ua

Вот он, самый важный вопрос: какой должна быть независимая Украина? И что это вообще такое в существующих реалиях – государственная независимость? В целом-то все вроде бы понятно. В частностях – возникает масса вопросов.

Украина — европейская страна, не только по географии, но по укладу жизни и общей культуре? Но Финляндия – это Европа, и Польша – Европа, и Чехия, и Венгрия. И Германия, и Франция. И далее, карту в помощь, но все страны разные. И даже с пресловутыми европейскими ценностями в каждой из них все обстоит немного по-своему. Хотя главная европейская ценность все же есть, о ней разговор впереди.

В рамках той же логики европейская Украина тоже должна быть особой, непохожей на остальную Европу. Но какой? Чем мы должны отличаться? Какие европейские нормы и обычаи мы можем усвоить, а какие – нет, отвергая попытки навязать их нам? В чем проявляется наша готовность отстаивать украинскую самобытность в рамках Европы? Можем ли мы поступиться своей самобытностью ради чего угодно, даже ради вступления в ЕС и НАТО? И нужно ли нам вступать куда бы то ни было, перестав быть Украиной и став усредненной "европейской страной"?

И еще: легко ли твердо "пойти в Европу" окончательно оторвавшись от СССР? И оторвались ли мы за тридцать лет от Советского Союза – мертвого, но не упокоенного, чей призрак бродит не только в Кремле, но в головах тех 9,7%, что были категорически против украинской независимости в принципе – и, кажется, никуда не делись и сегодня? И можно ли было отрываться решительнее?

В 1991 году, на первых президентских выборах, украинцы предпочли диссидентам и выдвиженцам от новых партий, Черноволу и Лукьяненко, партаппаратчика Кравчука, по сути шедшего на выборы от КПСС, хотя формально он и был независимым кандидатом. Это был явный выбор тех самых 70,2% которые одновременно хотели и "немножко независимости", и дружбы с Москвой. Но, случись тогда чудо, и пройди в президентское кресло Черновол – не повторила бы Украина путь Грузии при Гамсахурдиа? Смог бы Черновол удержать власть от распада при сопротивлении старого аппарата, на стороне которого сыграла бы и Москва?

До 2014 года в идее "дружить с Россией" большинство украинцев не видело ничего зазорного. Мало кого тревожили геноцид в Чечне и агрессия против Молдовы и Грузии. Не смущали и расстрел Белого дома в 1993, и взрывы жилых домов в 1999. Почти никто не осознавал, что никакой "независимой России", с которой могла бы вступить в союз "независимая Украина", не существует в природе. Что, Россия, по сути, колония Кремля, или, если угодно, Московской метрополии, которая выкачивает из России все ресурсы, отправляя их на Запад, и одновременно оболванивает российское население отвратительной пропагандой. Что никакая "дружба" с колониальной империей, раскинувшейся в рамках МКАДа, невозможна в принципе. Что эта империя, как раковая опухоль, разъедает бывшие советские республики, втягивая их в свою орбиту и низводя до положения колониальной России, и любая потачка "дружбе" с ней только ускорит этот процесс.

Впрочем, Украина к декабрю 2013 была уже почти полностью переварена Москвой. Этот идиллический процесс растворения в России прервал только Майдан.

Да, Майдан возник вовсе не снизу. Он был порожден конфликтом олигархических групп. Но без горючего материала в виде тех самых 20% сторонников украинской независимости вне "дружбы с Россией", осознававших реальную цену "дружбы" с Москвой, раскачать Майдан не получилось бы ни у кого. Эти 20% в последний момент и выдернули Украину из московской паутины, куда ее заталкивал Виктор Янукович.

Но и Януковича выбрали президентом граждане Украины, а не заброшенные на парашютах российские диверсанты. А его соперницей во втором туре была Юлия Тимошенко, так что оба кандидата гарантировали сдачу украинской независимости в Москву, хотя и немного разными способами.

Признаем неприятную правду: не начни Кремль в 2014 году гибридной войны против Украины, он мог бы дожать ее и после Майдана, протолкнув на место Януковича другую, удобную для себя фигуру. Но в Кремле, где до медвежьей болезни боятся "цветных революций", просто раньше времени запаниковали. К тому же, там слишком привыкли диктовать Украине, чтобы пытаться вести с ней в переговоры. Переговоры с Украиной и сегодня остались непреодоленным психологическим барьером для московских колонизаторов. 

Казалось бы, война, идущая с 2014 года, должна была расставить все точки над "i", навсегда закрыв вопрос о "российско-украинской дружбе". Взрыв нацизма в России, чье население поддержало подонков, вербовавшихся "на Донбасс" уже на самой Украине показал и людоедскую суть кремлевского режима, и общее расчеловечивание россиян.

Украине же российская агрессия, казалось бы, дала шанс избавиться от морока "дружбы с братским народом". Но шанс не был реализован: выборы 2019 года, ставшие, по сути, выбором между между двумя путями: сражаться до конца или "просто перестать стрелять" принесли украинской независимости очередное поражение от местечковой "какаразницы". 

И снова Украину спасла инертность сторонников "немножко независимости, немножко с Россией". Разъяренные патриоты мало-помалу стали вынуждать капитулянтскую власть отходить от идеи немедленной сдачи страны Путину. Это пока не решило проблему до конца, но, по крайней мере, отвело Украину на шаг-другой от края пропасти, на дне которой чавкает, пожирая отбросы "Русский мир".

ЕС нам не друг

Но кремлевский сырьевой режим – часть западной экономической системы. ЕС, как героиновый наркоман на иглу, прочно подсажен на российский газ. Спасет ли Украину простой разворот "в Европу" от московской колонизации, если такая колонизация объективно выгодна Евросоюзу? Можем ли мы считать Евросоюз в целом, а также две его ключевые страны, Германию и Францию, хотя бы условными союзниками Украины?

Едва ли это так. Нет смысла пытаться делать хорошую мину при скверной игре, заглядывая в рот нашим "европейским партнерам" и стесняясь задать Ангеле Меркель на пресс-конференции в Киеве совершенно естественный вопрос: "госпожа Меркель, вы знаете Путина не первый год. Как по-вашему, он не Х…йло?"

Если бы такой вопрос прозвучал, он стал бы еще одним шагом по направлению к нашей независимости. Но он так и не был задан. Между тем, отсутствие мужества признать, что что союзников в Брюсселе, Берлине и Париже у Украины примерно столько же, сколько и в Москве, то есть, нет совсем, столь же губительно, как и неготовность окончательно похоронить идею "братства с Россией". Конечно, опасения, что жесткая позиция Украины даст Германии повод умыть руки, сказав, что она не может защищать идиотов, идущих навстречу своей гибели, не лишены оснований. Но тут есть важный нюанс. "Идиотизм" Украины с точки зрения германского прагматизма, заключен в ее неготовности примириться с Россией, приняв сложившуюся ситуацию с утратой Крыма и части Донбасса, как новую реальность, и смирившись с ней. С точки зрения интересов Германии, остро нуждающейся в торговле с Россией, это была бы самая лучшая украинская позиция. Но интересы Германии не совпадают с интересами Украины — и об этом нельзя забывать ни на минуту. К тому же и Путину не нужен разоренный Донбасс — ему нужно разорить до состояния Донбасса всю Украину, сделав ее бессильной и покорной. И этот сценарий тоже полностью отвечал бы германским интересам. Так что, когда наши условные 25% спотыкаются на иллюзорном "союзе" с ЕС, не замечая, что интересы двух его ключевых стран вообще не включают в себя выживания Украины, это даже более опасно, чем когда условные 73% совершенно сходным образом спотыкаются на "братстве" с Россией. Попросту говоря, на пути к независимости Украина пока хромает на обе ноги.

Осознание того, что выстраивать отношения мы можем только с отдельными европейскими странами, а о ЕС в целом, равно как и о бывшем "Союзе угля и стали", как о союзниках, приходится забыть если не навсегда, то очень надолго, не менее важно, чем осознание невозможности любого сближения с Россией. Невозможно иметь в союзниках наркомана, подверженного жестокой ломке, против дилера, усадившего его на иглу — и ровно по той же причине невозможно опираться на Германию в противостоянии с Россией.

Национальный эгоизм и прагматизм – вот две главные европейские ценности. Мы станем европейцами только тогда, когда научимся отвергать правила, которые неудобны нам, будь они хоть трижды выгодны всей остальной Европе. Умение твердо сказать "нет" и стоять на своем – непременное качество, необходимое для построения европейской культуры и гражданского общества.

Второй нашей проблемой остается российский хвост, больше похожий уже на кишки, тянущиеся из вспоротого живота. Запихнуть их назад невозможно — можно только отрезать и сшить, надеясь, что все срастется. И, потому, нет ничего страшного, когда те, кому больше нравится жить в России, уезжают из Украины и отказываются от ее гражданства. Страшно другое — то, что не все они бывают столь последовательны. Помочь таким колеблющимся определиться, принять окончательное решение и реализовать его на практике – вторая важнейшая задача на пути к нашей независимости.

Мы идем к обретению нашей общей, свободной, европейской Украины очень медленно и трудно. Даже через тридцать лет независимость еще не заняла первого места в списке наших приоритетов. Нам стоило бы поучиться твердости у поляков и венгров, чей путь к независимости тоже был очень долог и непрост. Венгры, к примеру, шли к ней 70 лет, с 1848-го по 1918-й, а затем еще раз — с 1944-го по 1991-й. Польский путь был еще длиннее и кровавей. Тридцать лет по сравнению с этим – пустяк.

Сегодня Украина переживает непростое время. Мы по-прежнему висим на волоске. Но, несмотря на все трудности, мы, очень медленно, хромая, а временами просто падая, и откатываясь назад, все-таки поднимаемся в гору, двигаясь в правильном направлении. Мы не сдались за тридцать лет, и не свернули. И это дает некоторый повод для радости в день 30-летия начала нашего общего пути. 

    Реклама на dsnews.ua