Под обстрелом
Недавние столкновения оппозиционеров и спецназа на улице Грушевского, сопровождавшиеся перестрелками и пожарами, показали зыбкость кажущегося спокойствия и порядка, эфемерность изречения "мой дом — моя крепость". Что же говорить о более серьезных конфликтах — к примеру, тех, которые повидал Киев в бурный период 1917-1920 годов.
Спасти недвижимость
Город пережил тогда свыше дюжины переворотов, причем нередко боевые действия разворачивались на улицах. От этого страдали не только люди, но и бессловесные свидетели событий — дома. В них врывались в ходе погонь или перестрелок, от них отдирали куски конструкций для баррикад, из них "реквизировали" все, что только могло потребоваться воюющим.
А самое страшное начиналось при артиллерийских обстрелах (наиболее жестокий из них был предпринят большевиками в январе 1918 г.). Вой и грохот раздавались тогда буквально со всех сторон. Приходилось лихорадочно прятаться в подвалы и надеяться на то, что снаряды не попадут в дом, пролетят мимо...
Однако многие десятки зданий все же понесли значительный урон — преимущественно на Печерске, где было сосредоточено немало войск, а также в центре города, в том числе и на Крещатике.
Когда же огонь прекращался, на улицах появлялись вооруженные люди — либо солдаты победившей армии, либо уголовники, пользующиеся моментом. Они нередко занимались насилием, грабежом прямо в квартирах. Не всегда власти могли защитить жителей. Население вынуждено было спасать себя само. Поскольку все режимы категорически, под страхом смерти, запрещали горожанам держать у себя оружие, оставалось единственное средство самообороны: круглые сутки выставлять у входа во дворы дежурных, которые в случае опасности просто принимались оглушительно стучать молотками в медные тазы. Это позволяло жильцам хотя бы не быть застигнутыми врасплох.
Судьба дома Грушевского
О том, насколько печальными могли быть итоги обстрела, свидетельствует судьба имущества профессора Михаила Грушевского, с весны 1917 года возглавившего Украинскую Центральную Раду.
Ему совместно с женой Марией Грушевской, братом Александром Грушевским и сестрой Анной Шамраевой принадлежала усадьба неподалеку от университета, на углу Паньковской и Никольско-Ботанической улиц.
Там Михаил Сергеевич в 1909-1910 гг. выстроил солидный доходный дом в шесть этажей с подвалом и мансардой. Проект этого здания, декорированного в необычных формах украинского модерна, составил выдающийся архитектор и художник Василий Кричевский.
Сам Василий Григорьевич поселился в построенном им доме, из его мастерской на верхнем этаже открывался прекрасный вид на город. Квартира Грушевского тоже находилась тогда в этом здании.
Строение выделялось своей высотой среди окружающих кварталов, его хорошо было видно издалека. В январе 1918-го красные войска не пощадили его при обстреле.
"25 января, когда большевики уже входили в Киев, — рассказывал искусствовед Федор Эрнст, — их батареи направили свой огонь на дом проф. Грушевского на Паньковской улице. Несколько выстрелов зажигательными снарядами — и весь многоэтажный дом превратился в пылающий костер".
Здание сгорело дотла, от него остались только пустые стены, которые потом были разобраны. Согласно оценке 1910 г., доходный дом Грушевского стоил 103 098 рублей; на 1918-й его реальная цена была, разумеется, значительно выше. Но не менее трагичным событием, чем потеря дома, стало уничтожение хранившихся в нем коллекций украинской старины.
Одна из них принадлежала Кричевскому, другая — самому Грушевскому. Десятки лет они неутомимо и увлеченно пополняли свои собрания книг, предметов прикладного искусства, гравюр, картин и статуй. Среди экспонатов встречались уникальные, невосполнимые образцы. К сожалению, теперь об этих сокровищах можно судить только из описаний.
Взрыв на Зверинце
Не только в ходе сражений, но и во время мирных пауз горожане могли лишиться достояния и крова. В июне 1918 г. особенно резонансным событием стал грандиозный взрыв, уничтоживший предместье Зверинец на южной окраине города.
Дело было во время правления гетмана Павла Скоропадского. На Зверинце, при старинном земляном форте, тогда размещались военно-складские помещения, хранились многочисленные снаряды и сигнальные ракеты.
Вокруг были разбросаны домишки жителей предместья. Казалось, что им ничто не угрожало — ведь Украинская держава тогда мирно существовала под покровительством германских оккупантов.
Но внезапно разразилась катастрофа. Очевидцы рассказывали, что наутро 6 июня над Зверинцем показался дым пожара. А через некоторое время в той стороне взвился столб огня высотой чуть ли не в версту — и один за другим раздались несколько мощных взрывов, от которых содрогнулся весь Киев.
Какое-то время место катастрофы напоминало жерло действующего вулкана. Среди моря огня буквально летали обломки зданий и сараев, вырванные с корнем деревья. От складов разлетались снаряды, разрывавшиеся прямо на улицах и поливавшие шрапнелью дома и дворы. Столб дыма и пламени заметили даже в Ирпене!
Жители Зверинца в панике разбегались, бросая свой нехитрый скарб, и наблюдали издалека за тем, как бушует огонь. Только спустя несколько дней появилась возможность обследовать дымящиеся развалины. Зрелище было не для слабонервных. Полтора десятка улиц, около тысячи строений превратились в груды обломков. Среди золы невозможно было даже различить останки несчастных жертв.
Ходили разговоры о диверсии. В гетманском окружении многие хотели бы обвинить в устройстве взрыва "руку Москвы" и большевиков. Но реальных оснований для этого не обнаружили.
Более достоверной считается, увы, версия "человеческого фактора": один из складских работников затеял чинить в тесном складе неисправный ящик с сигнальными ракетами, не соблюдая правил безопасности, — и доигрался до того, что ракеты загорелись, а от них пожар перекинулся и на снаряды... Так были разрушены форт и поселение, на месте которых теперь раскинулся Ботанический сад НАН Украины.
В страховке отказать
Переворот следовал за переворотом, и для тысяч домовладельцев все более обострялся сакраментальный вопрос: что делать? Особенно неприятным было то, что компенсации собственности, разрушенной в пламени войны, не было предусмотрено. Практически все страховые общества — как коммерческие, так и взаимные — в своих уставах особо оговаривали, что не несут ответственности по тому имуществу, которое пострадает "от неприятельского нападения воинскою силою" или от народного возмущения и "гражданских смут".
Мало того, у многих состоятельных киевлян не было уверенности, что дальнейшее пребывание в городе будет для них безопасным. Они готовы были бежать куда глаза глядят. Что же касается недвижимости, то тут реальными были два выхода: либо продать, либо заложить.
Продажу выбирали те, кто смотрели в будущее без всякого оптимизма. Их было немало: в течение 1917-1918 гг. значительная часть киевских зданий поменяла хозяев, в том числе и такие популярные строения, как "Дом с химерами" на Банковой улице или "Дом-замок" на Ярославовом Валу. Старые владельцы, как правило, конвертировали выручку в надежную валюту и отбывали за кордон навсегда. Но были и такие, кто еще надеялся вернуться. Они удовлетворялись неполной стоимостью имущества, полученной при ипотечном залоге.
Тех же, кто изо всех сил держался за свои дома и усадьбы, продолжая при каждом режиме исправно вносить налоговые платежи в городскую кассу, ждала самая печальная участь. В конечном счете, они все потеряли.
Мир хижинам — война дворцам
В ходе полугодового пребывания Киева под властью большевиков в феврале – августе 1919 г. по привычному порядку частного владения недвижимостью был нанесен мощный удар.
С самого начала красные начальники показали, что революция устанавливает новые законы и правила.
Комендант советского Киева Николай Щорс в своем приказе, опубликованном 13 февраля, заявил буквально следующее: "Всем районным комендантам немедленно принять все меры к организации районных рабочих комиссий, которые задались бы целью в своих районах взять на учет все буржуазные дома, особняки, флигели и т. п. Укрепить их, если есть такие, для стратегических целей и для переселения в буржуазные дома рабочих из притонов и лачуг, где они гниют по сие время. Буржуазные классы переселить в лачуги и потеснить".
Правда, точно определить и учесть "буржуазные дома" по всему городу удалось не сразу. Но для начала глава Совнаркома Украины Христиан Раковский в марте 1919 г. подписал "Декрет о запрещении сделок о недвижимости". В нем было объявлено, что "совершение каких бы то ни было сделок по продаже, покупке, залогу и т. д. всех недвижимостей и земель в городах и уездах приостанавливается".
Между тем органы коммунального хозяйства провели инвентаризацию жилых помещений и действительно предоставили ряд "барских" квартир (в частности, тех, чьи жители бежали из города) семьям трудящихся-бедняков. А в июне того же года была провозглашена национализация всего недвижимого имущества.
Реализация этого распоряжения в Киеве осуществлялась поэтапно. Согласно принятому порядку, все дома в городе делились на коммунальные и подконтрольные. Коммунальными назывались те здания, которые уже перешли в госсобственность, подконтрольными — все остальные.
Но коммунотделу предоставлялось право, по мере надобности, национализировать частновладельческие дома и переводить их в разряд коммунальных. А те, которые еще оставались в приватной собственности, состояли под контролем — в том смысле, что заселением их помещений и начислением квартплаты все равно ведали органы коммунхоза.
После того как в сентябре 1919 г. деникинская Добровольческая армия взялась за установление "старых добрых порядков", словно по мановению волшебной палочки, вернулись прежние домовладельцы, а возродившиеся кредитные общества подтвердили права своих клиентов. Но длилось это недолго.
Еще до конца года большевики опять вернулись, и старые документы на доходную недвижимость окончательно были превращены в никчемные бумажки. Впрочем, для скромных домов и дешевых хижин, цена которых по дореволюционной оценке не превышала 20 тыс. рублей, сделали исключение: вскоре они были денационализированы — возвращены в частную собственность.
Разрушительная небрежность
Когда сражения Гражданской войны в Киеве, наконец, кончились, многие улицы еще долго стояли в руинах, потому что сил и средств у городского хозяйства недоставало. Только в октябре 1921 г. подошла очередь к участку на углу Крещатика и улицы Ленина (Богдана Хмельницкого), на котором сейчас стоит ЦУМ.
Его нужно было очистить от остатков разрушенного войной доходного дома. Уцелевшие стены решили подорвать. Но распорядители этой акции подошли к делу с удивительной безответственностью. Они не предупредили обитателей соседних зданий, не рассчитали как следует силы взрыва. В результате бахнуло так, что у десятков домов в округе разлетелись вдребезги окна и витрины.
Ущерб по тогдашнему курсу исчислялся в десятки миллионов. Особенно неприятным было то, что город не располагал запасами стекла, а дни становились все холоднее. На ближайшую зиму многим зданиям в центре Киева пришлось "украситься" фанерой или другими заменителями оконных стекол.
