Сам себе издатель
В 1970-е годы публика читала не только книги, опубликованные советскими издательствами, но также запрещенную литературу — "самиздат" и "тамиздат". Продавая нелегальные издания, можно было как хорошо заработать, так и попасть в места не столь отдаленные.
Один острослов сказал, что "самиздат" — это когда я сам пишу, сам редактирую, сам печатаю на машинке, сам переплетаю, сам распространяю и сам сажусь за это в тюрьму. Понятно, речь шла о произведениях, которые, по цензурным соображениям, невозможно было опубликовать в СССР. Само слово "самиздат" придумал московский поэт и остряк Николай Глазков, чьи стихотворения и прозаические миниатюры абсурдистского толка официально не издавались. В середине 1940-х гг. он стал печатать их на машинке, сшивать в брошюрки по 10-15 страниц и раздаривать друзьям. На обложке ставил им самим изобретенное слово "самсебяиздат". Вплоть до середины 1950-х "в списках" ходила преимущественно поэзия — Слуцкий, Корнилов, Окуджава, Сапгир, Холин, Евтушенко, Аронов, Ахмадулина. Их произведения не имели антисоветской направленности. Просто молодых поэтов не издавали — и они "боролись за место под солнцем" с помощью пишмашинки и копирки.
Ситуация изменилась после ХХ съезда, на котором Никита Хрущев выступил с докладом "О культе личности Сталина". Доклад был сделан в закрытом режиме и в официальной советской прессе полностью не публиковался. Однако уже через несколько дней полный текст выступления главы державы стал ходить по рукам в виде машинописных копий. "Самсебяиздат" трансформировался в "самиздат" и приобрел политическую окраску.
Стоп-сигнал для книжки
"Самиздат" стал ответом на свирепствование советской цензуры. Если бы, например, романы "Дети Арбата" Анатолия Рыбакова или "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина" Владимира Войновича напечатали в СССР еще в 1960-е годы, когда они были написаны, а не спустя четверть века при Горбачеве, никакой "самиздат" и не потребовался бы.
Однако список отдельных неразрешенных произведений или полностью запрещенных авторов увеличивался. Самый очевидный повод "не пущать" был, если в рукописи затрагивались нежелательные темы. Например, в 1961 г. "Литературная газета" опубликовала стихотворение Евгения Евтушенко "Над Бабьим Яром памятников нет…". Оно вызвало гнев в Кремле (трагедию Бабьего Яра власти замалчивали) и было запрещено. После чего существовало исключительно в "самиздатовских" списках.
Основанием для цензурного запрета могли послужить и "прозрачные намеки". Такая судьба постигла некоторые произведения братьев Аркадия и Бориса Стругацких. Например, сатирическую "Сказку о тройке", написанную в 1967 г. От нее отказались московские издательства "Детская литература" и "Молодая гвардия", а иркутский альманах "Ангара", напечатавший повесть два года спустя, до читателя так и не дошел — весь тираж был изъят и пущен под нож, а главный редактор Юрий Самсонов уволен. Неудивительно, что произведение вскоре увидело свет в западногерманском журнале "Посев", а затем вернулось в СССР уже в виде "самиздатовских" копий.
Однако чаще всего произведению включали "красный свет" по политическим мотивам. "Проступки" писателей могли быть самыми разными: автор подписал письмо в защиту академика Андрея Сахарова, начал выступать по "вражьим" радиостанциям как Владимир Войнович, или оказался за решеткой, как это случилось с Юлием Даниэлем и Андреем Синявским. Немилость автоматически грозила тем, кто, как Александр Солженицын, был выдворен советской властью за границу, либо, как Анатолий Гладилин или Василий Аксенов, собирался эмигрировать. Или уже эмигрировал. Например, бард и драматург Александр Галич, перенеся три инфаркта и "заработав" вторую группу инвалидности, вынужденно покинул Советский Союз в июне 1974-го. Спустя четыре месяца постановлением Главлита по согласованию с ЦК КПСС все его ранее изданные произведения были запрещены. Неудивительно, что вскоре они появились в "самиздате".
В "самиздат" также попадали книги авторов, формально разрешенных в СССР, но при этом издававшихся крайне редко, — Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Андрея Белого, Саши Черного, Михаила Булгакова, Осипа Мандельштама, Варлама Шаламова, Даниила Хармса. Впрочем, запрещенные литераторы тоже пополняли ряды авторов "самиздата". В частности, поэт Николай Гумилев, расстрелянный ЧК в 1921 г. и реабилитированный посмертно только в 1991 г.
Опасное дело
"Самиздат" публиковал не только то, что отвергала и запрещала официальная цензура. Некоторые авторы изначально писали в расчете на этот нелегальный способ издания. Например, Рой Медведев, понимавший, что его капитальный труд о сталинизме "К суду истории" не может быть издан легально.
На "самиздат" работали переводчики зарубежных произведений, не имевших шансов пробиться через советскую цензуру. Среди таких текстов были нобелевская лекция Альбера Камю, "Письма к заложнику" Антуана де Сент-Эзюпери, антиутопии Джорджа Оруэлла, произведения Артура Кестлера, Франца Кафки, Гилберта Честертона и других (большинство из них легально пришли к читателю лишь в конце 1980-х гг.). На "самиздатовской" обложке не указывалась фамилия переводчика — в противном случае у него начались бы серьезные проблемы по линии КГБ. Известно лишь, что кестлеровскую "Тьму в полдень" перевел Игорь Голомшток, а серию эссе Гилберта Честертона и его книгу The Everlasting Man — Наталья Трауберг, дочь известного кинорежиссера.
Те же "самиздатовцы", кто не побоялся "засветить" свою фамилию, занимались своей деятельностью недолго. Так, студент факультета журналистики МГУ Александр Гинзбург начал выпускать машинописный поэтический сборник, состоящий из произведений авторов, по тем или иным причинам не прошедших цензуру либо вовсе не предлагавшихся в печать. В 1959-1960 гг. он выпустил три номера альманаха "Синтаксис", причем на первой странице указал свое имя, домашний адрес и телефон. Этим Гинзбург хотел продемонстрировать, что действует легально, не таясь. В КГБ рассудили иначе. Издателя арестовали, обвинили в "антисоветской агитации" и отправили на пять лет в карельский лагерь.
"Самиздатские" книги изготовлялись вручную. Например, Федор Бахров в 1959 г. написал книгу "Крест и Звезда". Впоследствии суд оценил ее как "книгу антисоветского содержания", которая "порочит советский государственный и общественный строй, а также предсказывает гибель "семилетки". О способе ее изготовления и распространения узнаем из обвинительного заключения: "Данная книга в 1960-1961-х годах была размножена в г. Коломна на светокопировальной бумаге в количестве более 40 экземпляров. <…> После этого Бахров вместе с <…> сделали для книг черные обложки и сшили их суровыми нитками. Готовые книги они доставили в Москву <…>. Эти книги распространялись в гг. Москве, Загорске, Краснодаре и среди лиц, приезжавших из других городов Советского Союза". В итоге автор-"самиздатовец" получил десять лет, которые отбыл в мордовских лагерях.
Вообще, распространение "самиздата" было крайне рискованным занятием. Однажды диссидентка Виктория Мунблит ехала на встречу с человеком, которому везла полную сумку запрещенной литературы. В метро заметила слежку. Вышла на другой станции, попыталась оторваться от преследователя, но тот не отставал и вообще не особо стремился остаться незамеченным. Тогда Виктория выбежала на улицу и направилась в дамский туалет. Шпик остался поджидать ее у выхода. В туалете диссидентка нашла дверь в каморку уборщицы, откуда через противоположную дверь проникла на мужскую половину. Воспользовавшись тем, что карауливший ее агент стоял лицом к женскому отделению, Виктория прокралась у него за спиной и благополучно скрылась. А могла сесть лет на семь как минимум…
Из Парижа в Москву
Помимо "самиздата", существовал еще и "тамиздат" — фотокопии книг, изданных за рубежом на русском языке. Начался он с подпольного тиражирования романа Бориса Пастернака "Доктор Живаго", отвергнутого в 1956 г. московскими журналами "Знамя" и "Новый мир" и опубликованного год спустя итальянским издателем Джанджакомо Фельтринелли. Фотокопии — пересъемка и печать на фотобумаге — изготовлялись дома. Это было намного быстрее и безопаснее, чем перепечатывать книги на машинке, а потом "искать подходы" к множительным аппаратам "Эра", эксплуатацию которых контролировали бдительные "первые отделы" предприятий. Затем в тамиздате появились "белогвардейские мемуары", журнал "Континент", редактировавшийся в Париже писателем Владимиром Максимовым, книги издательств "Посев", "Ардис", "ИМКА-пресс", воспоминания Надежды Мандельштам, произведения Владимира Набокова, включая скандальную "Лолиту", сочинения Иосифа Бродского, труды русских религиозных философов начала ХХ века — Георгия Федотова, Николая Бердяева, Сергея Булгакова, Семена Франка.
Как проникали в СССР оригиналы зарубежных изданий? Каналов было несколько. Например, сотрудница советского посольства в Париже Ася Дурова связывалась с эмигрантскими издательствами во Франции и полученные от них книги — сборники "Вехи", "Из глубины", политические сочинения Милована Джиласа, Абдурахмана Авторханова — привозила в Москву. Багаж дипломатов, как известно, досмотру не подлежал… Если на "самиздате" люди не зарабатывали (разве что несколько человек скидывались, чтобы заплатить за свои экземпляры машинистке и переплетчику), то на "тамиздате" делались деньги, причем неплохие. Так, в 1974 г. диссиденты Звиад Гамсахурдиа (будущий президент Грузии) и Мераб Костава чемоданами привозили из Тбилиси в Москву "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына — маленькие желтые томики карманного формата (копии парижского издания, сделанные на множительном устройстве и переплетенные в клеенчатую обложку). "Они продавали эти томики, как сейчас помню, по 20 рублей штука, — рассказывает правозащитник Александр Даниэль, — и продали, наверное, несколько тысяч экземпляров". Выручка в размере 40 или 60 тыс. рублей была тогда огромной суммой (сравните: трехкомнатная кооперативная квартира на Русановке стоила 5 тыс. руб.). А таможенники московского аэропорта "Шереметьево", конфисковав у советских граждан запрещенную литературу, нередко продавали ее на черном рынке втридорога.
