Исламские террористы перестали воевать только за Аллаха
Парижский теракт в восточном углу Европы не вызвал, разумеется, такого ажиотажа, как в западной части. Но не только потому, что для нас ежедневные насильственные смерти стали предметом статистики. А, к сожалению, еще и потому, что у многих из нас эта история вызвала двойственные чувства. Я пишу "к сожалению", потому что в этой оценке украинское медиапространство выказало больше совпадений с российским медиапространством, чем с европейским. Там иезуитский журнал Etude, например, в знак солидарности с Charlie Hebdo опубликовал их карикатуры на католическую тематику. В украинских же религиозно ориентированных медиа вообще "не заметили" парижских событий или нашли в смерти журналистов информповод для разговора о "недопустимости кощунства" и "защите религиозных чувств".
Чувства оскорбить ничего не стоит. Мои вот оскорбляются по десятку раз на дню - музыкой в маршрутке, ценами на коммуналку, Верховной Радой, школой, свалкой у дороги, зубной пастой в цветах российского флага... И, знаете, до сих пор не только никого не расстреляла - даже в спину никому не плюнула. "Религиозные чувства" отличаются от прочих как раз тем, что их невозможно "оскорбить". Человек не может оскорбить Бога: пытаясь оскорбить Его, он только выказывает собственную слабость - слепоту, тупость, злобность, тщеславие и т. п. То есть у действительно верующего такой человек вызывает жалость, а не злобу и тем более не желание убить. Агрессивность - явный признак веры слабой. Или чаще, особенно в наш век, веры подмененной, веры-как-политики. Вернее, уже не веры, а "религии". Потому и происходит подмена "чувств верующих" на "религиозные чувства". "Религиозные чувства" поддаются манипуляциям, а "чувства верующих" - не особо. Карикатуры на то, что составляет предмет веры, бессильны нанести удар по душе. Если это, конечно, откровенные карикатуры - типа шарлевских. Иное дело, например, икона, на которой святой Георгий нанизывает на свое копье, как шашлык, немецких солдат. Тут уже и карикатур не надо - все сделали иконописцы. И заметьте, ничьи "религиозные чувства" подобным святотатством - приписыванием святому греха человекоубийства - не были оскорблены. Освятили, назвали "иконой Великой Победы", а ведь карикатура карикатурой.
Самое интересное и кощунственное происходит не на страницах сатирических журналов, а там, где веру лишают ее истинного содержания. Вот это действительно способно разъесть душу. И тогда "оскорбление чувств" - пускай шоковая, но, боюсь, и единственно возможная терапия. Именно поэтому его стараются не допустить - кто как может. Потому что зазор между верой и ее использованием в политических целях может в результате "оскорбления" обнажиться слишком очевидно.
Лоббируя "защиту религиозных чувств", церковный официоз действует полностью в духе византийской симфонии: дает возможность власти под благовидным предлогом ограничить гражданские свободы и в первую очередь свободу слова. А сам под этим соусом удерживает церковь и народ Божий от ревизии "праведного" и "грешного" в том, что исходит от самого церковного официоза. Сатира, смех, шутовство - весьма действенный механизм обнажения смысла. Поэтому именно они первыми падают жертвами приговора "кощунство" по статье "оскорбление религиозных чувств".
На то, что объектом теракта в Париже стала именно редакция, целью - журналисты, обратили внимание разве что педанты, которые старательно проводят границу между "терактом" и "радикальной акцией протеста". Поскольку террористы напали не на воинскую часть, полицейский участок или госучреждение, деяние было признано педантами "терактом". Но педанты все-таки обмишулились. С некоторых пор нападение на редакцию нельзя приравнивать к нападению на школу, больницу или пассажирский лайнер. Поскольку медиа становятся постоянным и обязательным участником боевых действий. Львиная доля современных войн разворачивается не столько в театрах военных действий, сколько на страницах и экранах. Мы смогли убедиться в этом на собственном печальном опыте украинско-российской информационной войны.
И именно в связи с активными боевыми медиадействиями все чаще всплывает, закрепляется на позициях и становится особо тяжелым оружием "защита религиозных чувств". "Религиозные чувства", как убедились французы, а мы убеждаемся уже почти год, ведут огонь из всех видов стрелкового оружия и убивают физически. И что самое интересное - их не осуждают. Наоборот, им сочувствуют. И отблеск этого сочувствия ложится на самих носителей и "мстителей" за эти чувства. "Их можно понять" - пишут весьма уважаемые и даже слегка либеральные авторы. А значит, почти простить. А еще пара длинных шагов - и даже согласиться. Еще не с методами - упаси Боже! - но с мотивами уже.
Как и следовало ожидать, в русской прессе замелькали строки о том, что парижская трагедия - естественное следствие "неограниченной свободы слова". Соответственно, на этом фоне прогрессивно выглядит Россия, которая не дает распоясаться свободе слова, вводит ответственность за "оскорбление религиозных чувств" и параллельно ограничивает свободу совести, запрещая все - от священных книг до целых религиозных организаций - "по подозрению в экстремизме".
Но самое интересное то, что идею "ограничения свобод", в первую очередь свободы слова, подхватывают и на разные лады одобряют мои коллеги-журналисты. Они тоже считают, что "границы должны быть", согласны с тем, что "ничего святого", а с другой стороны, твердят о "радикальных религиях", "опасных книгах" и т. д. и т. п. То, что сам принцип свободы слова свят для нормального журналиста, художника, литератора, почему-то ускользает от их обостренных "религиозных чувств". А казалось бы, кому, как не медийщикам, знать, что любое ограничение любой свободы - прямой путь к манипуляциям, злоупотреблениям и избирательному правосудию.
И кому, как не им, знать, что "религиозные чувства" - категория политическая, а не сугубо религиозная. То, что "не было бы расстрела в Париже, если бы не было карикатур", - блажь и ложь. Были бы за то, например, что парижанки не носят хиджабы и таким образом оскорбляют религиозные чувства мусульман всего мира. Расстрел случился потому, что в нем была политическая, а вовсе не религиозная необходимость. Целью парижских террористов был взрыв ситуации в Европе, а не защита светлого образа Пророка. При этом они целенаправленно ставили этой выходкой под удар не христиан, не атеистов, не "кощунников", а в первую очередь своих единоверцев. Так же как война в Донбассе случилась, в частности, под предлогом необходимости "защитить истинное православие", но причина-то была совсем другая, к религии отношения не имеющая, и эта "защита" оказалась погибелью для тех, чьи чувства якобы "защищали".
Свободы слова боится не вера, ее боится политика и религиозный официоз ровно в той мере, в какой он перемешан с политикой. Нет на самом деле никакого противоречия между мировоззрением верующего, для которого "есть что-то святое", и демократическими свободами, для которых тоже на самом деле есть кое-что святое, пускай и не совпадающее с религиозным. Эти противоречия выдумывают из политических соображений те, кому выгодно разжечь войну - для начала в умах, а далее везде, потому что иначе они проиграют. Ведь война с ее хаосом, с кровью, страданиями и грехом с обеих сторон надежно уравнивает тех, кто прав, с теми, кто виноват.
