Как возрождали столицу
Те, кому не довелось видеть столицу Украины с довоенной поры, не могли ее узнать в ноябре 1943-го. Город казался обезлюдевшим, всюду пылали пожары. Оставляя Киев, нацисты взорвали водопроводные сооружения и электростанции, цеха крупных предприятий, путепроводы, железнодорожные депо, трамвайные и троллейбусные парки.
Cотни домов были полностью разрушены или зияли обгоревшими проемами, среди них — такие замечательные произведения архитектуры, как Мариинский дворец, красный корпус Университета, аудитории КПИ, Публичная библиотека, вокзал Киев-Пассажирский.
Десять миллиардов
Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников, изучив состояние Киева, в 1944 году опубликовала свои выводы. Вслед за перечнем разрушенных заводов и фабрик было отмечено, что в Киеве пострадали 940 зданий государственных и общественных учреждений общей площадью свыше миллиона квадратных метров, 1742 коммунальных жилых здания и примерно 3600 частных домов. Без крова остались свыше 200 тысяч жителей.
Нацисты разрушили 4 дворца культуры, 140 школьных зданий, 78 детских садов, 13 детских домов, 4 поликлиники, 3 родильных дома, повредили несколько крупных больниц. Были разграблены многочисленные музейные ценности, исчезло более 4 млн книг из библиотек.
Отметим, что комиссия поставила в вину захватчикам и разрушение Крещатика в начале оккупации, хотя потом стало известно, что взрывы и пожары центральной улицы были организованы советским подпольем.
Впрочем, с другой стороны — если бы город не был оккупирован, не было бы и взрывов.
По самым приблизительным подсчетам, ущерб, нанесенный Киеву оккупантами, составил в довоенных ценах 10 млрд рублей. Эту сумму можно было сопоставить с бюджетом города на двадцать лет. Но восстанавливать столицу требовалось немедленно.
Начались морозы, а отопление, водоснабжение, электроснабжение, канализация не действовали. В первые дни киевляне кутались от холода в нетопленных квартирах, а за водой приходилось, как встарь, ходить с ведрами к Днепру или ближайшим прудам.
Однако уже 15 ноября руководство Украины в своем постановлении определило меры для скорейшей помощи искалеченному городу. Проводился срочный ремонт электростанций и артезианских скважин. В декабре вступила в строй значительная часть канализационной сети, были подготовлены к эксплуатации 8 прачечных.
Трамвайщики до конца года починили подвижной состав и рельсовые пути на маршрутах от центральных кварталов до Подола, Пущи-Водицы, Святошина, Демиевки. Армия предоставила городу большое количество трофейных автомобилей. В ноябре удалось открыть после ремонта 87 школ.
Заработали хлебокомбинаты, хотя хлеба было очень мало. Его можно было купить только по специальным хлебным талонам, которые выдавали районные карточные бюро.
Но в целом жизнь столицы постепенно организовывалась. И уже в 1950 году — через семь лет после освобождения — суммарная валовая продукция промышленных предприятий города достигла 136% от довоенного уровня, а аналогичный показатель жилого фонда составил 97%.
Въезд по пропускам
Еще пытаясь противостоять советским войскам, вышедшим к левому берегу Днепра, гитлеровцы объявили значительную часть Киева запретной зоной и стали под страхом смерти выгонять оттуда жителей.
Нацисты всерьез опасались, что в момент штурма киевляне станут помогать освободителям. Поэтому многих попросту загоняли в железнодорожные составы и вывозили из города.
Когда же оккупантов изгнали из столицы Украины, тысячи людей поспешили вернуться, несмотря на бесчисленные бытовые проблемы.
Горожане появлялись на киевских улицах в одиночку или целыми семьями, толкая тележки с немудреным имуществом. Кто-то добирался до собственных квартир, кто-то обнаруживал, что его жилище разрушено во время боев, и должен был искать крышу над головой.
В первые дни после освобождения Киева был сформирован горисполком во главе с и. о. председателя Леонидом Лебедем. Ему тут же вменили в обязанность обеспечить учет свободной и бесхозной жилплощади.
Горисполком должен был визировать все ордера на занятие жилья. Поэтому в помещение мэрии, которая заняла довоенную "советско-партийную школу" на бульваре Тараса Шевченко, 18, день-деньской спешили посетители.
Сюда же приходили предписания ЦК и Совнаркома Украины об обеспечении квартирами работников партийных и правительственных учреждений, всех центральных организаций республики. Для них горсовет должен был выделить из своего жилфонда дома по особому списку.
Довольно скоро свободные квартиры заполнились. Пришлось организовать Временную комиссию по урегулированию въезда в Киев. Совнарком УССР в марте 1944 года принял постановление "О временном ограничении въезда граждан в г. Киев", которое предписывало запретить, до особого распоряжения, въезд в столицу как гражданам, ранее проживавшим в Киеве, так и желающим переселиться туда. Исключения допускались только с разрешения Временной комиссии.
Получившим разрешение органы милиции выдавали специальный "пропуск на въезд в Киев".
В принципе, можно было пробраться в город и без пропуска. Но жить в Киеве, не имея разрешения, было нелегко: таким смельчакам Совнарком запретил оформлять прописку, а главное — выдавать продовольственные карточки.
Поэты и кирпичи
Среди мер, позволявших быстрее и дешевле преодолеть разруху, было привлечение жителей к работам на общественных началах. К числу таких работ относили уборку домов и дворов, расчистку завалов, прокладку трубопроводов.
Наиболее массовый размах получили работы на Крещатике, большая часть кварталов которого еще в 1941 году превратилась в груду кирпичей.
Среди ведущих архитекторов Советского Союза проводился конкурс проектов обновленной центральной магистрали столицы УССР, а тем временем тысячи киевлян изо дня в день разбирали руины.
Коллективы Киевского университета и завода "Транссигнал" выступили с призывом, чтобы каждый трудоспособный житель города бесплатно отработал на Крещатике не менее четырех часов в неделю.
Результат получился внушительным. Подсчитано, что в течение 1944 года добровольные отработки составили в сумме 229 329 человеко-дней. При этом удалось вывезти 380 тысяч кубометров щебня и заготовить немало кирпичей, пригодных к использованию. Для облегчения работ по Крещатику специально проложили временный трамвайный путь, и битые камни набрасывали прямо на платформу грузового трамвая.
В бесплатных отработках участвовали студенты и рабочие, художники и домохозяйки, школьники и служащие. Среди них можно было увидеть людей, известных всей стране. Сохранились фотоснимки, запечатлевшие на Крещатике поэта Максима Рыльского. В неказистой одежонке и с цигаркой во рту он сосредоточенно долбит стену сгоревшего дома, которую разбирают на стройматериалы.
На подобном же снимке можно видеть и Павла Тычину, который в те дни написал знаменитую стихотворную агитку: "Люба сестронько, милий братику,/ Попрацюємо на Хрещатику!..".
На фото Павло Григорьевич действительно стоит на Крещатике, держа в руках кирпич. Однако его наряд — пиджак с депутатским значком, белая рубашка, галстук — не очень похож на рабочую одежду. Напомним, что в то время Тычина был не только живым классиком украинской литературы, но и академиком, депутатом Верховного Совета республики и даже народным комиссаром просвещения УССР. Скорее всего, он подержался за кирпич ровно столько времени, сколько потребовалось фотографу, а потом отправился по своим официальным делам.
"Резиновые изделия" для постройки моста
Болезненной проблемой киевлян стало отсутствие мостов через Днепр. Все они были взорваны. Сразу после освобождения города мостостроительный отряд сумел за считанные дни под вражескими бомбежками соорудить временные, так называемые низководные мосты для железной дороги и автомобилей.
Затем появились высоководные мосты, не мешавшие судоходству, но не рассчитанные на длительную эксплуатацию. И только через несколько лет были выстроены капитальные мостовые сооружения, существующие до сих пор.
Высоководный автомобильный мост построили в 1944 году из деревянных и металлических конструкций. Вплоть до 1953 года это была единственная "нитка", по которой автотранспорт мог попасть с одного берега Днепра на другой. Рядом, чуть ниже по течению, еще до войны возводили солидный Наводницкий мост, уже подготовили все опоры и начали монтировать пролеты — но помешала война.
Гитлеровцы разрушили надводную часть, однако подводная основа все же сохранилась. Решили использовать ее для нового моста, известного теперь как мост Патона. Уцелевшие конструкции имели разную высоту, и нужно было их "подровнять".
Проще всего было это сделать при помощи небольших зарядов взрывчатки. Да только заряды могли сработать лишь в сухом виде, а закладывали их под водой. Знаменитый строитель мостов Исаак Баренбойм — руководитель предприятия, выполнявшего эти работы, — настойчиво искал выход из положения.
Дочь мостостроителя Галина Исааковна в одном из интервью рассказывала, что взрывчатку попробовали упрятать в презервативы, и это дало нужный результат. Стало быть, для всех зарядов потребовалось довольно большое количество качественных "резиновых изделий" — тысяч пять.
Но в продаже их практически не было, поскольку наш народ тогда еще не приучился ими пользоваться. И тут оказалось, что на спецбазе трофейного немецкого имущества имеются буквально горы презервативов. На высоком правительственном уровне было дано разрешение отпустить строителям с базы нужное число изделий, и работы успешно продолжались.
Тариф парикмахеров
Среди неотложных решений, принятых горисполкомом в ноябре 1943-го, оказалось и утверждение проекта временных тарифов на обслуживание населения парикмахерскими. Это был хоть небольшой, но явственный шажок к налаживанию мирной жизни в Киеве. Цены назначались еще в довоенных рублях.
Самая простая мужская стрижка — под машинку — стоила рубль. За фасонную брали уже три с полтиной, за бритье бороды — два рубля. Мытье головы в тарифе мужского зала не предусматривалось. Женщинам стрижка обходилась в три рубля (девочкам — в два), холодная завивка — в пять рублей, специальная завивка с локонами — десять рублей. Недешево стоила электрическая завивка со всеми операциями: мытьем, перманентом, укладкой, сушкой. За это нужно было заплатить полсотни.
Из тарифа легко было понять, что одеколон в те времена ценился весьма высоко. Пользование им стоило дороже, чем сама стрижка — пять рублей за одно опрыскивание.
