Искусству — массу!
Взявшись за новое для себя дело коллекционирования произведений искусства, американский промышленник Соломон Гуггенхайм создал передовое собрание contemporary art, которое сейчас и задает тон на мировой музейной арене
Музейная империя "Гуггенхайм" снова расширяется — местом для возведения нового филиала знаменитого Guggenheim Museum стал город Хельсинки, руководство которого сделало все возможное, чтобы выиграть "пальму первенства" у своих конкурентов — Тайпея, Рио-де-Жанейро и Гвадалахары. Только на технико-экономический доклад по проекту финны потратили ?1,7 млн, а на само здание планируют выделить от ?100 до 200 млн и построить его к 2018 г. в самом инновационном и необычном для музейной архитектуры ключе, как того хотят в Нью-Йоркской штаб-квартире музея.
Траты и рвение мэрии Хельсинки вполне понятны: появление культурного заведения такого масштаба гарантированно принесет "щедрый урожай" в виде мировой известности и потока туристов. Финны в этом уверены, глядя на предыдущий громкий проект Guggenheim Museum в Бильбао, принесший испанскому городу невиданные имиждевые и финансовые дивиденды (подробнее об этом — см. "Хочу в музей!", "ВД" №19, 2008 г.). Это неудивительно, ведь Guggenheim — самый "продвинутый" музей contemporary art, устроенный как международная корпорация и ориентирующийся на очень широкий жанровый спектр искусства. Но самое интересное заключается в том, что эти принципы работы музея более 70 лет назад утвердили его основатели, представители семьи Гуггенхайм.
Впереди своего времени
Современное искусство стало всеобщей музейной манией — вступив в конкуренцию с частными галереями, кураторы ведущих учреждений рыщут по всему миру в поисках актуального contemporary art. На фоне этой массовой истерии Гуггенхаймовский музей уже давно нашел свое уникальное место: он находится не просто в гуще событий — он их опережает, курируя проекты еще формирующихся жанров искусства, которые будут популярны в будущем. В последние два года Guggenheim Museum активно вовлечен в урбанистическое искусство, организовывая выставки и инсталляции не только граффитчиков, но и такого еще "сырого" жанра, как "звукошафт" (от англ. soundscape, составленного из слов "звук" и "ландшафт"). Звукошафт — это синтез музыки и архитектуры, сооружения, которые имеют свой голос. Гармонию современного урбанизма Guggenheim Museum считает наиболее перспективным направлением искусства, поэтому в сентябре музей курировал манхэттенский звукошафт-проект, который создали знаменитый композитор Арво Пярт и норвежская архитектурная фирма Snohetta.
Приверженность к таким рискованным с точки зрения вложений и текущих трендов мероприятиям для Guggenheim Museum — это традиция, идущая от основателя музея Соломона Гуггенхайма. Его семья, владевшая крупнейшим в США горно-металлургическим концерном, имела такую же репутацию, как и царь Мидас, превращавший в золото все, к чему прикоснется. Однако Соломон показал себя образцовым дауншифтером: заработав денег, он удалился от дел и стал коллекционером искусства, в чем показал себя отнюдь не "столпом общества", идущим на поводу у всеобщих вкусов, а рисковым игроком на совершенно новом поприще. Так, в 30-е гг. прошлого века начал свою коллекцию с нефигуративного искусства, которое в то время мало кто воспринимал всерьез. Тем не менее, Гуггенхайм, не без влияния своей арт-советницы Хиллы Ребей, всерьез увлекся абстракционизмом, в частности, работами Василия Кандинского, которых он купил более 150-ти. Гуггенхайм активно приобретал абстракционистов, да и представителей других наиболее авангардных в то время течений — в его коллекции появились Марк Шагал, Фернан Леже, Амедео Модильяни и Анри Руссо. Сейчас имена этих художников вызывают трепет, но в то время вкусы Гуггенхайма считали эксцентричными, да само понятие "современное искусство" не подразумевало того, что делается "здесь и сейчас". Так, ближайший конкурент Гуггенхайма, музей MoMA, основанный женой знаменитого нефтяного магната Джона Рокфеллера Эбби и ее приятельницами в 1929 г., на открывающей выставке в качестве contemporary art показывал художников прошлого, еще XIX столетия — ван Гога, Гогена и Сезанна.
Несмотря на недоумение почтенного нью-йоркского общества, Соломон Гуггенхайм был уверен в своей правоте, собирая произведения андеграундных на то время художников. Более того, Хилла Ребей подвигла магната на революционный в то время шаг: присоединение к коллекции картин других жанров нефигуративного искусства, в частности, кино. Поэтому Гуггенхайм стал поддерживать режиссеров-экспериментаторов, а одному из них, Дуайнеллу Гранту, выдал грант на съемки абстракционистского арт-фильма специально для музея. И хотя этот проект так и не был осуществлен, он открыл для Гуггенхайма то самое направление жанрового разнообразия, в котором музей его имени работает и сейчас.
С паршивой овцы…
Мало какой музей может похвастаться тем, что владеет сетью филиалов по всему миру, действующих как полноправные заведения со своей независимой программой и политикой. Помимо главного нью-йоркского отделения у Guggenheim Museum сейчас их три (в Венеции, Бильбао и Берлине) и в ближайшей перспективе планируется еще два, в Абу Даби и Хельсинки, не считая партнерских проектов с Эрмитажем и венским Kunsthistorisches Museum. Эта политика экспансии тоже берет свое начало в истории семьи Гуггенхаймов — случилось так, что в довоенное время Соломон Гуггенхайм и его племянница Пегги параллельно, независимо друг от друга собирали коллекции искусства.
Пегги Гуггенхайм была "паршивой овцой" магнатской семьи — как и ее отец Бенджамин (погибший в 1912 г. на печально известном "Титанике"), она терпеть не могла семейную чопорность и занудство, поэтому жила в Париже, где активно вращалась в богемных кругах, куда ее ввел первый муж, Лоренс Вайль. В то время столица Франции была прямо-таки наводнена гениями литературы и искусства — от Эрнеста Хемингуэя до Генри Миллера, от Пабло Пикассо до Марка Шагала. В этом безумном водовороте Пегги Гуггенхайм меняла мужей, любовников и протеже, как перчатки, — ей не везло в любви, зато семейный нюх на деньги и здесь ее не подвел. От своих визави она получала картины — за бесценок, а то и просто в подарок. Самое мощное "вливание" в свою коллекцию Пегги сделала перед самым началом оккупации Франции в 1940-м, когда в истерии эвакуации искусство вообще ничего не стоило. Она тайно перевезла картины в Нью-Йорк и там открыла свою выставку русского авангарда, футуризма и кубизма, в пику семье — буквально рядом с галереей дядюшки Соломона. После войны Пегги Гуггенхайм снова вернулась в Европу: она поселилась в Венеции и там же открыла свою галерею, которая незадолго до ее смерти, в 1976 г. стала первым филиалом Guggenheim Museum.
Впрочем, это корпоративное устройство музея касается не только филиалов, но и политики закупки картин, тематики выставок и партнерских проектов. В этой своей деятельности Guggenheim Museum ведет себя скорее как частная дилерская галерея, чем "поросший мхом" музей — работает активно, агрессивно и не ограничивается рамками какого-то одного жанра, словом, вполне в духе семьи Гуггенхайм. Более того, Guggenheim практикует и вовсе крамольную для музейного сознания практику, организовывая в Нью-Йорке ежегодные аукционы произведений искусства из своих запасников.
В этом году торги пройдут 7 ноября в сотрудничестве с аукционистской компанией Phillips de Pury & Co, специализирующейся на современном искусстве. Однако не нужно думать, что таким манером музей избавляется от "балласта": среди лотов предстоящего аукциона — известные и котирующиеся на мировом рынке художники, к примеру, Субодх Гупта, Маурицио Кателлан и Ричард Серра. Просто в то время пока другие музеи заняты скупкой неважно чего, зато ради пополнения, Guggenheim Museum заботится о динамизме музейной коллекции, все время предлагая своим посетителям что-то новенькое.
Искусство архитектуры
Соломон Гуггенхайм был пионером и в музейной архитектуре: он первым поместил искусство в здание неклассических форм, справедливо считая, что обстановка должна соответствовать духу contemporary art. К 1940-м гг. коллекция Соломона стала настолько обширной, что арендованного помещения на Восточной 54 улице в Нью-Йорке уже катастрофически не хватало. Поэтому он решил строить новое здание, для проектирования которого пригласил Фрэнка Ллойда Райта, одного из основателей модернистской архитектуры. Райт не любил Нью-Йорк, считая его перенаселенным и безвкусным в архитектурном отношении, однако все же согласился строить, и в итоге его здание с круглой "апельсиновой" ротондой стало одним из главных украшений Большого Яблока. Впрочем, оба героя этой канонической истории не дожили до триумфального момента открытия музея в 1959 г., вызвавшего большую шумиху и дискуссии в США. Критики Guggenheim Museum считали, что архитектура однозначно затмевает искусство, и даже обвиняли Райта в том, что он построил памятник самому себе. Однако толпы любопытствующих и километровые очереди желающих увидеть коллекцию Гуггенхайма говорили сами за себя — новаторская архитектура прославила музей не меньше, чем сами картины.
Этот новаторский подход в полной мере использовали преемники Соломона Гуггенхайма, которые уделяют архитектуре музейных филиалов столько же внимания, как и поиску новых произведений искусства. Для возведения новых отделений Guggenheim Museum был выбран единственный из ныне здравствующих классиков американской архитектуры — Фрэнк Гери, который спроектировал здание в Бильбао, Абу Даби (его открытие планируется на 2013 г.) и уже заявил, что, будучи фанатом знаменитого финского архитектора Алваро Аалто, с радостью будет строить и в Хельсинки. Привлечение звезды мировой архитектуры сейчас уже не вызывает споров и критики, как это было с открытием Guggenheim Museum в Нью-Йорке, наоборот, от этого выигрывают все участники проекта — и музейщики, и города, становящиеся туристическими центрами, и, собственно, поклонники современного искусства, которые имеют возможность увидеть знаменитую коллекцию Гуггенхайма не только в США.
