Ересь Коли Десятниченко. Как "украинская хунта" окопалась в Нижнем Уренгое
Смерть - главный герой книги Маркуса Зузака "Книжный вор", лучшей подростковой книги о войне и Холокосте, - спрашивает себя: сочувствую ли я немцам, умирающим на развалинах разгромленных городов? Да, сочувствую, - отвечает устами своего героя автор-еврей. - Хотя, может, и меньше, чем тем, кого я забираю из лагерных "душевых".
Мне вспомнилось это "крамольное" размышление Зузака в "крамольной" книге о судьбах немецких детей и немецких семей во время Второй мировой в связи с новым российским скандалом, разразившимся вокруг "итогов Великой Отечественной войны".
Наверное, дело в том, что в объектив на сей раз попал как раз подросток - гимназист из Нижнего Уренгоя Николай Десятниченко, давший в своей короткой речи перед немецкой аудиторией "крамольную" характеристику немецким военнопленным, погибшим на территории СССР: они были жертвами. Они оказались на Восточном фронте не по своей воле, не хотели воевать, не хотели умирать. И в лагерях военнопленных с ними обходились по-свински.
Не то чтобы к речи юноши совсем нельзя было придраться: назвать солдат оккупационной армии "невинными жертвами" было, конечно, "немного слишком" - но это слово не было ни центральным сюжетом, ни даже каким-то серьезным звеном его речи. Речь была произнесена в День скорби по жертвам войны и тирании на траурном митинге, организованном Народным союзом Германии по уходу за военными захоронениями. И касалась она поиска, идентификации и захоронения останков "неизвестных солдат" вермахта на территории бывшего СССР. Ну и, конечно, имела совершенно пацифистский посыл: давайте жить дружно, и чтобы больше никогда...
Можно только догадываться, зачем эту историю вытащили под безжалостный свет софитов. Кто, как, почему и каким образом рассмотрел крамолу в "камерном" событии, случившемся за тридевять земель от Нового Уренгоя. Поначалу сюжет - теперь растиражированный по всему "Рунету" - висел только на сайте родной гимназии "виновника" в числе прочих сюжетов отчета по программе обмена между гимназиями Германии и Нового Уренгоя. Но общественность бдит. И за гимназиями - в первую голову. Ведь всем известно, что все беды - от просвещения.
Как бы то ни было, "крамола" стала достоянием широкой общественности, которая - как водится у широкой общественности - немедленно сделала стойку. Подоспела депутат местного - Ямало-Ненецкого - заксобрания Елена Кукушкина. Она уже подала (и в этом отчиталась перед возбужденной общественностью) обращение в прокуратуру, чтобы "разобрались, кто за этим стоит". И, кстати, заявила, что такие слова, как "сражались", "солдаты, павшие в боях", не имеют права применяться к "немецким захватчикам", и вообще, все это "надо в корне пресекать".
Борьба с "применением слов", призывы "в корне пресекать" и "разобраться, кто за этим стоит" говорят сами за себя. Охота началась.
Подтянулась "общественность" в лице озабоченных блогеров, которые отлично знают, на чем можно "поднять лайков". "Подписывайтесь и расшаривайте" - обычная приписка в конце возмущенно-озабоченных постов. Наиболее громко прозвучал екатеринбургский блогер Сергей Колясников. Именно его фигура интересна не только тем, что сам он лет десять назад был оштрафован "за пропаганду нацистской символики" (продавал немецкую военную форму). В России по этой статье было много странных обвинений. И не только потому, что он обратился с доносом на школьника (ах, нет, на "тех, кто за этим стоит") в Генпрокуратуру, ФСБ и Администрацию президента. А вот еще такой любопытной фразой: "Николай Десятниченко (не украинское ли дитятко?)"
Могу дополнить - и паки обеспокоить - бдительного блогера: все "новоуренгойские", которые защищают гимназиста, имеют такие же крамольные фамилии. Судите сами: мэр города - Костогрыз, завуч по воспитательной работе - Кононенко. В общем, есть все основания полагать, что в сибирской гимназии окопалось киевохунтовское подполье и теперь из самого сердца "русского мира" - того самого, которое качает черную кровь страны - занимается подрывной деятельностью и реабилитацией то ли фашизма, то ли нацизма (как выяснилось, большинство критиков не видит разницы и не знает точно, что именно парень там, в бундесе, "реабилитировал"). Кстати, ФСБ уже запросила у местных властей информацию о возможных родственных связях старшеклассника в Украине.
Все это можно было бы назвать обычно истерикой. Замешанной исключительно на лингвистике. Ведь прицепились к слову - "невинные" - и взбесились тоже от слова - не "захватчики", мол, а "солдаты", пушечное мясо, в общем, "жертвы" - тирании, тоталитаризма и войны.
Но ведь нельзя сказать, что возбудились совсем не по делу. Коля Десятниченко увидел жертву там, где полагалось видеть только врага. Он представил "захватчика" человеком. С точки зрения официальной истории - такой, какой она была в СССР и остается в постсоветской школе, - он совершил настоящую ересь: перевел исторические события на уровень человеческого роста.
Это было возможным (и даже естественным) сразу после войны - просто потому, что деды таки воевали в отличие от тех, кто уверен, что "может повторить". И эта человечность дала возможность хотя бы части пленных выжить и вернуться домой, а павшим - быть преданными земле независимо от того, какую форму они носили при жизни. И это стало невозможным уже довольно скоро после войны - Великой Стране нужен был образ врага, выпуклый, нечеловеческий, потоптанный, но непременно способный возродиться. Мифический образ Зверя, которому противостоит Человек.
Помните, в чем был главный упрек Татьяне Лиозновой за "Семнадцать мгновений весны"? Она и ее актеры создали на экране "слишком человеческие" образы нацистов. На фоне душечки-Мюллера и очаровашки-Шелленберга Штирлиц выглядит плакатным красноармейцем. В то время как плакатными должны быть "силы зла" - схематичными и заурядными, чтобы исключить сочувствие или, тем более, симпатии со стороны аудитории. Так они всегда и выглядели в советской кинопропаганде, все эти фрицы - от безымянного немецкого солдата до самого Гитлера, и оставалось только гадать, как такое убожество могло завоевать полмира, включая немалую часть Великой Страны.
Но война - как мы лишний раз убеждаемся в истории с нижнеуренгойским гимназистом - все еще не окончена, по крайней мере, в Великой Стране. Не признавать врага человеком - один из законов военного времени. Возможно, без такой уловки многим людям трудно убить или пожертвовать собой. Сейчас, например, в контексте украинско-российского конфликта можно довольно часто услышать-увидеть что-то подобное: это враг, не имеющий человеческого лица, и пока мы не поймем и т.д. С другой стороны, границы - то же самое: обвинение "киевской хунты" в "фашизме-нацизме" - это расчеловечивание украинцев инструментом, изготовленным и отточенным еще советской пропагандой. Слово "фашист" обозначает нечеловека. Если пропаганда называет украинцев "фашистами", она объявляет их (нас) не-людьми.
Эта взаимная риторика вне-человечности рано или поздно возымеет последствия - как это мы наблюдаем сейчас - в охоте на мальчишек, на ведьм ("те силы, которые за этим стоят"), на мертвых, которые недостойны ни имен, ни могил. Возможно, без расчеловечивания врага (и себя тоже, это взаимозависимые процессы) войну невозможно ни вести, ни, тем более, выиграть. Но после этого ее очень трудно - невозможно, фактически - прекратить.
Как раз это, наверное, хотел сказать нижнеуренгойский школьник: давайте похороним мертвых - они ведь были людьми. Давайте закончим войну, и чтобы больше никогда... Ересь гимназиста Коли Десятниченко состояла в том, что он наивным детским взглядом увидел и устами младенца назвал "врагов" людьми. И эта ересь - хуже ереси о том, что не было "подвига" 28 панфиловцев. Панфиловцы - это так, курьез. Даже на настоящий "пересмотр истории" не тянет. То ли дело мальчик Коля с вызывающей фамилией.
Ведь если враги были людьми - значит, не все так просто. Это значит, например, что против военнопленных, которых морили в лагерях голодом, холодом, непосильным трудом, было совершено преступление. И против миллиона изнасилованных немок (полек, мадьярок и всех, кто под руку подвернулся) - тоже. Как и против жителей вырезанных наголову силезских и прусских сел. Если все это были "люди", а не "враги" - значит, "так нельзя". Значит, имело место преступление. И придется хотя бы просто сказать это слово - потому что найти тех, кто непосредственно виновен, уже вряд ли возможно в силу лет и лет.
Но это будет означать, что победитель может быть подсуден - если не формальному суду, то символическому суду истории или, если хотите, суду совести. Что если можно говорить о "национальной гордости", придется говорить и о "национальном стыде". Любая "Великая Победа", если посмотреть на нее с высоты человеческого роста, обязательно оказывается великой же и безобразной бойней. И - совсем уж крамольная мысль - любое коллективное достижение ставит вопрос об индивидуальной цене.
Что и говорить, мальчишка замахнулся на святое. Начать с того, что ересь о "человеческом лице" немецкого солдата лишает российскую пропаганду почвы под ногами. Для которой "фашист" - не тот, кто принадлежал к фашистской (или даже пускай к нацистской) партии, не тот, кто разделял людоедскую идеологию правящего кабинета, это каждый, кто воевал (воюет, будет воевать) "против нас". Продолжим тем, что это покушение на право и возможность каждого представителя Великой Страны каждый год - как христиане Воскресенье - переживать Великую Победу над Всемирным Злом. Равно как на официальную историю, согласно которой есть "захватчики", а не "солдаты", и уж, конечно, не "люди". Это посягательство еще и на святое право победителя судить окончательно - о том, кому считаться людьми или даже "солдатами", кому "жить вечно", а кому смешаться с чужой землей без имени и могилы - без возможности обжалования, потому что "историю не пересматривают". На святое право ставить точку, после которой - только потоп, страшный суд и столкновение земли с небесною осью.
Коля Десятниченко еретик, потому что выступил с оригинальным взглядом на официальную доктрину государственной религии. И ладно бы усомнился в добре, в "светлой силе", у которой (многие готовы это признать) были "неоднозначные решения" и "перегибы на местах". Но он усомнился в зле, что с точки зрения государственной религии - ересь вдвойне. В государственной религии зло всегда конкретнее и определеннее добра. Можно сомневаться в Спасителе, но в сатане - никогда.
Конфликту нижнеуренгойского гимназиста с "озабоченной общественностью" хотелось бы предречь скорую кончину. Как любой истерике, которая длится ровно три дня в "Фейсбуке" - где ей, в общем-то, и место. Но это слишком оптимистичный прогноз. Коля Десятниченко со своим наивным призывом похоронить мертвых пришелся слишком вовремя. И вот о скромном школьнике из Нижнего Уренгоя и его словах, сказанных в камерной обстановке и опубликованных на канале провинциальной гимназии, пишет центральная пресса. Им интересуются депутаты и прокуратура. Его защищают мэр, "Мемориал" и лично Николай Сванидзе.
В общем, место "Матильды" недолго пустовало, можно снова покупать поп-корн.
