• USD 41.2
  • EUR 45.5
  • GBP 54.1
Спецпроекты

Бадди Холли и Сид Вишес. Как жили, играли и сгорали те, кто не дожил до Клуба 27.

Начало февраля – повод вспомнить сразу двух музыкальных легенд. В эти дни, 65 лет назад, случилась авиакатастрофа, унесшая жизнь легендарного Бадди Холли, а спустя 20 лет, в феврале 1979-го, этот мир покинул самый мифический панк планеты, басист "Sex Pistols" Сид Вишес. Оба были так молоды, что даже "не доросли" до вступления в печально известный "Клуб 27"

Бадди Холли
Бадди Холли
Реклама на dsnews.ua

Конечно, трудно представить музыкантов более разных – если Вишеса вообще можно называть таковым в традиционном смысле слова. Но одно можно сказать наверняка – без Бадди Холли музыка двадцатого и двадцать первого веков была бы другой, другими были бы даже "Sех Pistols".

Бадди Холли

Чарльз Хардин Холли родился в городе Лаббок, штат Техас, в 1936-м – на год позже Элвиса, но в пятидесятых годах, всего за несколько лет карьеры, Бадди (таким было его прозвище еще с детства) успел сделать столько же, сколько и Пресли. Холли был младшим из четырех детей в семье – и эту семью даже можно было назвать дружной и музыкальной, что, в принципе, было редкостью для первопроходцев рок-н-ролла пятидесятых. Его старшие братья участвовали в местных конкурсах талантов — и юный Бадди составлял им компанию, делая вид, что умеет играть на скрипке. Чтобы инструмент не издавал ни звука, один из братьев специально смазывал смычок.

Бадди пробовал брать уроки игры на пианино, но бросил занятия через несколько месяцев — однажды он увидел, как парень играет в автобусе на гитаре и загорелся желанием иметь такой же инструмент - и научиться на нем играть. Родители купили ему шестиструнную акустическую гитару – и Холли очень быстро наловчился, слушая записи героев кантри Хэнка Уильямса, Билла Монро, Джимми Роджерса, а также советы брата Трэвиса, который был старше на 9 лет.

Но юный Бадди в начале пятидесятых в Техасе слушал не только кантри – поздно ночью он забирался в автомобиль и ловил радиостанции из Мемфиса и Нового Орлеана, передававшие черный блюз — их можно было расслышать, только когда местные станции прекращали вещание. Уже тогда Бадди пытался писать свои собственные песни (чего никогда не делал Элвис) – в них чувствовалось влияние и кантри, и блюза, но сами по себе они были чем-то особенным, тем, что позже станет не только рок-н-роллом, это и будет называться поп-музыкой.

Конечно, легко рассуждать постфактум, но жизнь Бадди и в самом деле проходила слишком стремительно – при том, что лозунг "Iive fast, die young" ("живи быстро, умри молодым") только-только начал входить в обиход, да и в самом Холли не было решительно никаких саморазрушительных тенденций. Уже в 1952-м, в шестнадцать лет, Бадди как половина дуэта "Buddy and Jack" появился на местном телевидении. После того, как Джека Нила в качестве напарника Холли сменил его школьный приятель Боб Монтгомери, дуэт, соответственно, стал называться "Buddy and Bob" — и юноши начали регулярно выступать на многочисленных площадках родного Лаббока. К 1955-му, когда Бадди окончил школу, он уже был твердо уверен в своем выборе карьеры музыканта – окончательно убедил его концерт Пресли в Лаббоке в том же году.

Пресли в 1955-м еще не обрел всеамериканской популярности и был необъяснимым феноменом, восходящей звездой южных штатов. Холли быстро сообразил, что они занимаются одним и тем же нужным делом и несколько раз открывал выступления Элвиса, по сути, выступая у него "на разогреве". К этому времени Бадди выходил на сцену вместе с Ларри Уэлборном, стоявшим за контрабасом и барабанщиком Джерри Эллисоном, наверное, самым громким в Техасе на тот момент. В феврале 1956-го Холли уже подписал контракт с лейблом "Decca Records" — в документе его фамилия была ошибочно напечатана как "Holly", а не "Holley", под ней он и стал известен миру в течение года.

Реклама на dsnews.ua

Но на первой же сессии звукозаписи, которая состоялась в столице музыки кантри, Нэшвилле, в начале 1956-го, когда продюсер Оуэн Брэдли сам отбирал музыкантов и был весьма активен с советами насчет аранжировок – в чем не было ничего необычного – Холли почувствовал себя разочарованным и раздраженным. Уже тогда Бадди понял, что занятие музыкой не принесет ему радости, если он не добьется полного артистического контроля над тем, что делает – ведь никто в мире не знает лучше чем он, как именно должны звучать его песни.

Таких уверенных в своем собственном видении поп-звезд мир еще не знал – настоять на своем сразу же было не так просто, но Бадди был в курсе, в какую сторону двигаться. Два сингла Холли, выпущенные на "Decca" особенного успеха не имели – они звучали слишком обычно и предсказуемо. В начале 1957-го лейбл заявил, что не будет продлевать с ним контракт в ближайшем будущем – Холли был только рад этому и тут же нанес визит продюсеру Норману Петти, который недавно спродюсировал запись "Party Doll" Бадди Нокса. Эта песня, а особенно ее звук, очень нравились разборчивому Холли – и, прихватив с собой Эллисона, Уэлборна и ритм-гитариста Ники Салливана, Бадди отправился в город Кловис, штат Нью-Мексико, прямиком на студию к Петти. Там они записали демо-версию песни "That’ll Be the Day" — и это было почти таким же историческим событием, как запись песни Элвиса "That’s All Right" на студии "Сан" в Мемфисе несколькими годами ранее.

Авторами "That’ll Be the Day" были Холли и барабанщик Джерри Эллисон - он, кстати, пережил Бадди более чем на 60 лет и скончался не так давно, в 2022-м. Приятели написали песню после просмотра классического вестерна "Искатели" с Джоном Уэйном, в котором герой Уэйна часто повторяет фразу "Это будет день". Норман Петти отослал демо в Нью-Йорк, на фирму "Brunswick Records" — руководство лейбла было настолько впечатлено записью, что решено было издавать ее как есть и немедленно. Но Бадди все еще был связан контрактом с "Decca", поэтому тот же Эллисон придумал название их группе – "The Crickets", и "That’ll Be the Day" была выпущена именно как запись "Крикетс".

Песня стала первым большим хитом Холли – и классикой рок-н-ролла. Примечательно, что она была записана в основополагающем, классическом теперь рок-составе – две гитары, бас, и барабаны. Именно эту модель чуть позже приняли на вооружение "Битлз" и тысячи других групп по всему миру. "Битлз", кстати, были большими поклонниками Холли. Еще в 1958-м, когда юные Леннон, Маккартни и Харрисон играли в Ливерпуле вместе как "The Quarrymen", они записали "That’ll Be the Day" в полупрофессиональной студии – им тут же были выдана ацетатная пластинка, одна на всех (эту запись можно услышать на диске "Anthology" 1995-го года).

На лейбле "Decca" тем временем опомнились, и заключили новый контракт с Холли – между ним и дочерней фирмой "Coral". В итоге Бадди, по сути, имел два контракта – как "The Crickets" записи выпускались на "Brunswick", а в качестве сольного артиста – на "Coral". На афишах же чаще всего было написан третий вариант – Buddy Holly and the Crickets.

В 1957-м и 1958-м Бадди и "Крикетс" объездили Штаты, совершили тур по Англии (где за 25 дней сыграли 50 концертов) и выступили в Австралии. При этом Бадди успевал постоянно писать новые хиты, буквально один лучше другого – от "Peggy Sue" и "Everyday" до "Words of Love" и "I’m Gonna Love You Too". Это были гениально простые песни, которые действовали на слушателя мгновенно и с огромной силой – и еще они светились внутренним светом и наверняка были бы теплыми наощупь, если бы их можно было потрогать. Даже если Бадди пел о чем-то своем и грустном.

К тому времени, когда Холли стал мировой звездой в 21 год, у него было не так много по-настоящему серьезных отношений – если быть точным, серьезные романы у него случались дважды. О разрыве с первой из девушек, школьной подружкой Эко Макгуайр он особенно жалел – до того момента, пока в Нью-Йорке, на ресепшен в офисе издательской компании, не встретил Марию Елену Сантьяго. Бадди тут же пригласил девушку, которая была на четыре года старше его, сходить вместе куда-нибудь, а на самом свидании, спустя несколько часов после знакомства, предложил пожениться. Пара действительно поженилась спустя несколько месяцев, в августе 1958-го – Бадди все-таки торопился жить.

Свадьба состоялась в родном городе Холли, Лаббоке, но потом пара переехала в Нью-Йорк, где Холли снял небольшую квартиру в богемном Гринвич-Виллидж. Бадди был в восторге от местной сцены и молодожены каждый вечер ходили в музыкальные клубы – Холли загорелся идеей объединить рок-н-ролл и музыку соул и записать альбом, например, с Рэем Чарльзом. Он также планировал вплотную заняться стилем фламенко, играя на гитаре пальцами, а не медиатором – и, кроме этого, даже записался на актерские курсы. Иногда, в той же нью-йоркской квартире, он записывал акустические демо новых песен – эти записи с наложениями будут изданы уже после смерти Холли.

На гастролях Мария Елена тоже сопровождала Бадди, обеспечивая ему более-менее комфортный быт – но в ту роковую для Бадди зиму 1959-го она осталась дома, потому что только что узнала о своей беременности. Тур под названием "The Winter Dance Party" начался в конце января – вместе с Бадди выступали 17-тилетний Ричи Валенс ( только что прославившийся с хитами "La Bamba" и "Donna") и 28-летний Биг Боппер, исполнитель популярной "Chantilly Lace". Условия во время переездов из города в город были никудышными – автобус, который и так не отапливался в сильный мороз, дважды ломался по дороге. Бадди все это надоело, и 2-го февраля, перед следующим концертом, он зафрахтовал четырехместный самолет в Айове – рассчитывая долететь в Морхед, штат Миннесота с запасом времени, который позволил бы как следует выспаться, а также успеть закинуть белье в стирку.

Ближе к полуночи 2 февраля Бадди закончил свой последний в жизни концерт и направился в сторону аэродрома. В самолет вместе с ним сели Валенс и Биг Боппер - погода была явно нелетной, но пилот решил рискнуть. До Миннесоты самолет не долетел, упав на кукурузное поле в пяти милях от Мейсон-Сити, Айова – не выжил никто. Мария Елена узнала о смерти мужа из телевизионных новостей, у нее случился выкидыш. Холли, которому только осенью должно было исполниться 23 года, похоронили в Лаббоке – службу совершал тот же священник, который совсем недавно был на свадьбе Бадди. Позже день гибели Холли и остальных стали называть "Днем, когда умерла музыка".

Сид Вишес

Вишес (настоящее имя – Саймон Джон Ричи) был изначальным лондонским панком, который не просто в самой максималистской манере отнесся к панковской идеологии и сделал "панк" образом жизни, каждодневным образом существования. Не видя никакой разницы между сценическим образом и реальностью, Сид, обладая разрушительной (и саморазрушительной) харизмой, был еще и кем-то вроде Джеймса Дина, даже Элвиса от панка – олицетворяя при этом все самое темное, что в нем могло быть. Конечно, потом к образу Вишеса добавилась трагедия шескпировских масштабов и тайна – и это только сделало его еще более "культовым".

У Джона Ричи все пошло не так чуть ли не с самого рождения. Его мать Энн исключили из школы, после чего она записалась в армию – где и познакомилась с будущим отца Сида, Джоном Ричи-старшим, который когда-то играл на тромбоне в немногочисленных лондонских джазовых клубах и даже был охранником в Букингемском дворце. Вскоре после рождения сына в 1957-м, Энн отправилась на Ибицу, где должна была встретиться с отцом ребенка – но тот так и не явился. Чтобы прокормить себя и маленького Джона, Энн продавала марихуану – пока с помощью посольства не вернулась в Англию. Она вышла замуж в 1965-м, но супруг умер спустя полгода после свадьбы – так что, Сид, фактически рос и без отца, и без отчима. Сама Энн страдала сильной наркотической зависимостью – которая особенно усилилась в начале семидесятых, когда она подсела на героин. Энн в то время понятия не имела, чем занимается ее сын – а Вишес посещал в то время художественный колледж, где и познакомился с Джоном Лайдоном, будущим Джонни Роттеном и будущим вокалистом "Seх Pistols".

Когда Сиду было 16, мать выгнала его из дома – и он начал скитаться по лондонским сквотам, часто в компании Лайдона. Именно с его руки Джон Беверли (как он тогда себя называл, используя девичью фамилию матери), стал Сидом Вишесом – Лайдон стал называть приятеля так, после того, как его хомячок по имени Сид укусил Джона за руку, а тот воскликнул: "О, этот Сид такой порочный!".

Лайдон и Вишес вместе шатались в лондонском районе Челси и часто захаживали в уже тогда легендарный магазинчик одежды Малкольма Макларена и Вивьен Вествуд под названием "Sex". Сид выглядел еще ярче и более вызывающе, чем Лайдон, который уже превращался в Роттена – но в первый состав "Sex Pistols", собираемых по инициативе Макларена, Вишес не попал. Его музыкальных талантов тогда не хватало даже для участия в принципиальной панк-группе – опыт Сида ограничивался распеванием вместе с Лайдоном песен из репертуара Элиса Купера (например, "I’m Eighteen") за мелочь на лондонских улицах. Вишес мог немного побренчать на акустике или потрясти тамбурином – но не более того.

Но Сид, тем не менее стал поклонником "Пистолс" номер один – и самым заметным поклонником, не пропуская ни одного концерта группы и танцуя изобретенный им самим танец "пого" ( подпрыгивая на месте) перед сценой. Сид был и в самом деле преданным фанатом – ему вообще было свойственно это качество – и мог накинуться во время выступления любимой группы на представителя музыкальной прессы с мотоциклетной цепью, услышав нелестные замечания по поводу "Sex Pistols".

Но в феврале 1977-го Макларен объявил о том, что басист Глен Мэтлок уходит из "Пистолс" — точнее, его выгоняют по причине "любви к "Битлз". Мэтлок успел принять участие в записи сингла "Аnarchy in the U.K." и вообще в написании материала для будущего альбома "Never Mind the Bollocks, here’s the Sex Pistols" — и вообще-то решение покинуть группы было его собственным, поскольку он устал от манипуляций Макларена. Самым известным и скандальным панкам Британии был нужен новый басист – или человек, который хотя бы мог держаться за инструмент на сцене. Конечно, таким человеком стал Сид – который к тому времени хоть немного научился играть на басу, постоянно проигрывая первую пластинку нью-йоркских панков "The Ramones".

Первое выступление "Пистолс" с Вишесом в качестве басиста состоялось уже в апреле – но в записи упомянутого "Never Mind the Bollocks…." Сид практически не участвовал, предоставив гитаристу Стиву Джонсу сыграть партии баса (попытки Вишеса можно услышать только в двух треках, "Bodies" и "God Save the Queen"). Если в качестве фана Вишес неизменно присутствовал на концертах группы, то теперь стал часто пропускать и концерты, и репетиции – сначала потому, что угодил в больницу с гепатитом, потом – из-за усиливающейся зависимости от героина.

В том же 1977-м состоялось роковое знакомство Сида с тусовщицей и групи из Штатов, Нэнси Спанджен. Сид стразу же разглядел в ней родственную душу. Нэнси росла не менее проблемным ребенком, чем он сам, в подростковом возрасте ей был поставлен диагноз "шизофрения" и ко времени знакомства с Вишесом жизнь Нэнси тоже вращалась вокруг наркотиков. Скорее всего, это была обоюдная любовь с первого взгляда, Сид и Нэнси стали буквально неразлучны – что не нравилось остальным участникам "Пистолс" и Макларену, которые недолюбливали Спанджен. Сам Сид с одной стороны мог быть неожиданно нежен с Нэнси и трогательно ухаживать за ней, когда та часто простуживалась, с другой – мог и поднять на нее руку. Так или иначе, Сид и Нэнси стоили друг друга и оба разделяли страсть к ножам.

В январе 1978-года состоялся тур "Sex Pistols" по Америке – и последний тур до воссоединения уже в девяностых в оригинальном составе с Мэтлоком. Перед концертом в Далласе, Техас, Вишес вырезал у себя на груди лезвием фразу "Gimme a fix" ("Дайте мне дозу") – Макларен в то время платил ему ровно 14 долларов в неделю, но Сид все равно умудрять доставать наркотики. Выйдя на сцену, Вишес поприветствовал публику как "ковбоев-педерастов" — и тут же получил пивной банкой по голове.

 Отыграв последний концерт в Сан-Франциско ( в финале которого Роттен поинтересовался у публики – "У вас не было чувства, что вас обманули?"), Вишес полетел в Нью-Йорк, и еще в самолете впал в кому, спровоцированную метадоном и алкоголем. Выписавшись из больницы, он полетел в Париж вместе с Нэнси. Большую часть времени они проводили в гостиничном номере, но время от времени Макларену и режиссеру Джулиену Темплу удавалось вытащить Сида на съемки фильма "The Great Rock’n’Roll Swindle" ("Большое рок-н-ролльное надувательство"), причудливой, но истинно панковской по духу смеси документалистики и фантазийных эпизодов. Вишес спел для фильма классику 50-х Эдди Кокрана "C’Mon Everybody" и "Something Else", а также издевательскую панк-версию "My Way" из репертуара Синатры. Кстати, Кокран, еще один пионер рок-н-ролла, покинул этот мир в том же возрасте, что и Вишес – в 21.

Сид и Нэнси хотели вернуться в Штаты, но им не хватало денег. Вишесу удалось немного заработать в Лондоне – когда Сид вместе с Гленом Мэтлоком собрал группу "Vicious White Kids". Они дали единственный концерт, на котором Сид выступил в роли вокалиста – после чего Вишес и Спаджен улетели в Нью-Йорк, где поселились в номере богемного отеля "Челси".

Вишесу снова удалось заработать, когда он начал выступать в клубе "Max’s Kansas City" — вместе с бывшими участниками культовой глэм-группы "New York Dolls", во многом предвосхитившей панк-рок. В октябре 1978-го Сид и Нэнси закатили большую вечеринку у себя в номере – которую в течение ночи посетило множество гостей, в том числе случайных. Вишес наглотался "колес" и был в "отключке" — на следующее утро персонал гостиницы обнаружил Нэнси Спаджен мертвой, с ножом в животе. Вишес в это время бродил по гостиничному коридору. Сначала он заявил, что это он убил Нэнси, потом – что она упала на нож, потом – что ничего не помнит. Его арестовали и предъявили обвинение в убийстве.

Друзья Сида были уверены в его невиновности, как и Макларен, который подозревал, что Нэнси застала одного из гостей за воровством крупной суммы денег, которые хранились в ящике стола – и получила удар ножом. Вишес был отпущен под залог в 50 тысяч долларов (покидать Нью-Йорк ему запрещалось) и пребывал в ужасном состоянии, несколько раз пытаясь покончить с собой. В это время Роттен ( который снова стал Лайдоном) пытался дозвониться другу, но Макларен и мать Вишеса, Энн Беверли, прилетевшая в Нью-Йорк, не давали им общаться.

В декабре Вишес пришел в себя настолько, чтобы начать встречаться с другими женщинами. В одном из клубов он стал флиртовать с девушкой Тодда Смита, брата Патти Смит. Между Тоддом и Сидом завязалась драка, в итоге Вишес, выпущенный под залог, оказался в Райкерс, на острове-тюрьме, где начал проходить принудительный курс детоксикации. В январе 1979-го он предстал перед судом – к удивлению многих, он снова был отпущен под залог, на этот раз за меньшую сумму в 10 тысяч долларов. Ходили слухи, что деньги внес Мик Джаггер, хотя на самом деле это сделал лейбл "Пистолс", фирма "Virgin".

Первого февраля Вишес покинул Райкерс и приехал на Манхэттен. Встретив знакомого, Сид тут же попросил у него дозу. Он укололся в квартире еще одной приятельницы, в которой находилась и его мать – и на следующее утро его обнаружили холодным и мертвым. Были разговоры о предсмертной записке, которая якобы нашла его мать – в которой Сид просит о том, чтобы его похоронили в его кожаной куртке рядом с могилой Нэнси, "его малышкой". Ходили слухи о том, что между Сидом и Нэнси был заключен договор – что если один из них умрет или покончит с собой, то другой тоже совершит суицид. После смерти матери Сида ходили также слухи о том, что это именно она ввела Вишесу смертельную дозу героина, опасаясь, что сын рано или поздно все-таки окажется за решеткой.

Тело Сида кремировали – но то, что случилось с его пеплом, тоже наверняка не знает никто. Одни друзья Сида утверждали, что матери удалось развеять его пепел на могиле Нэнси, другие – что она же выронила урну, и пепел оказался в вентиляционной системе лондонского аэропорта Хитроу. Дело Нэнси Спаджен было закрыто после смерти Сида.

Неудивительно, что Вишес стал самой притягательной панк-легендой – уже в 1987-м роль басиста "Пистолс" сыграл Гари Олдман, в байопике Алекса Кокса "Сид и Нэнси". И Олдман, и сам Сид показывали пример того, как жить нельзя – и у Вишеса это получилось слишком хорошо.

Ник Дрейк

Английский гитарист, певец и автор песен Ник Дрейк – ярчайший пример "непризнанного гения", художника, которого оценили по заслугам только после его смерти. В конце шестидесятых и начале семидесятых, когда Ник выпустил свои три прижизненные пластинки, никто не писал таких интровертных песен. Дрейк был полностью погружен в себя и свой мир – и дело не в том, что его не волновало то, что происходит снаружи. У него просто не получалось жить там, за выстроенными им самим стенами – и собственного недоумения по этому поводу в песнях Дрейка было не меньше, чем самых разных, часто притягательных картин одиночества. А еще он был прекрасным, ни на кого не похожим мастером акустической гитары.

Ник рос в дружной, творческой семье. Его мать, Молли Дрейк, сама пела и даже сочиняла песни, старшая сестра Габриэль мечтала стать актрисой, и стала ею. Ник в школе увлекался спортом, бегом – но, познакомившись ближе с музыкой, юноша напрочь утратил интерес к спорту. Сначала Ник пробовал играть на духовых – саксофоне и кларнете. Потом, увлекшись Бобом Диланом, Донованом, а также тем, что делали c акустикой Джош Уайт и Фил Оукс, Ник купил себе дорогую акустическую гитару – в то время, когда все вокруг предпочитали электрическую. Он начал выступать в клубах и кофейнях – очень быстро на высокого парня с внешностью романтического героя и кинозвезды, обратил внимание Эшли Хатчингс, басист ведущей английской фолк-рок группы конца шестидесятых "Fairport Convention".

Хатчингс свел Дрейка с саундпродюсером своей группы, американцем Джо Бойдом, сделавшим карьеру в Британии. Ник тяжело шел на контакт с людьми и был немногословен – но между ним и Бойдом сразу же наладилась крепкая эмоциональная связь. Последний сразу же понял, что имеет дело с кем-то особенным – еще не успев дослушать до середины первую песню на демозаписи, которую ему прислал Дрейк. Бойд сразу же предложил свои услуги в качестве продюсера, менеджера и издателя – на что Ник ответил что-то вроде "А, ну да, хорошо".

О том, что он записывает свой дебютный альбом "Five Leaves Left", не знал никто из родных и друзей Дрейка – даже его сестра, с которой он был очень близок. Скрытность была отличительной чертой Ника. В то время он еще изучал литературу в Кембридже, и пропускал занятия, уезжая в Лондон поездом на запись. Бойд хотел чтобы пластинка звучала так же интимно, как первый альбом Леонарда Коэна – Ник хотел примерно того же, только с еще меньшим количеством излишеств. Альбом вышел, и только тогда Ник появился в спальне сестры и бросил экземпляр на ее кровать – просто сказав: "Вот". "Five Leaves Left" удостоился нескольких благосклонных рецензий, но оказался абсолютно незамеченным публикой – просто потому, что эти песни и не горели желанием, чтобы их кто-то замечал. Сам автор тоже явно не желал становиться поп-звездой – Дрейк не давал интервью, а на концертах производил впечатление человека, который играет не в зале, а в одинокой пустоте своей комнаты. Он не общался с публикой, чувствуя ужасную неловкость – к тому же подолгу перестраивал гитару между песнями, поскольку использовал особенные настройки.

Второй альбом Ника, пластинка "Bryter Layter", вышедшая в 1971-м, была попыткой Бойда предать как всегда абсолютно самодостаточным песням Дрейка более коммерческое звучание – в песнях активно использовались бас, барабаны и оркестровые аранжировки. Но публика снова не заметила альбом в те времена, когда не принято было быть незаметным – к тому же Ник свел даже клубные выступления к минимуму, редко покидая комнату в Лондоне, которую для него снял Бойд. Потом Джо Бойд уехал в Штаты – и Ник погрузился в страшную депрессию. Отношения с женщинами у него тоже были непростые – самой дорогой из них для Ника была девушка по имени София Райд, с которой он познакомился в 1968-м, но сама она считала себя не столько его девушкой, сколько "лучшим другом".

На лейбле "Island" от Дрейка уже никто не ждал новых песен, но однажды, осенью 1971-го, он позвонил звукоинженеру и продюсеру Джону Вуду – и за две ночи в октябре они записали пластинку "Pink Moon". В студии присутствовали только Дрейк и Вуд – и треки, сдержанный голос Дрейка и его гитара, получались пугающе совершенными в своей изолированности от мира. Это была магия, сила и пропасть одиночества. Дрейк отвез пленки с песнями руководству "Island" — и больше не записывал пластинок. Сейчас "Pink Moon" — одна из самых нестареющих, "культовых" и уважаемых пластинок, когда-либо записанных британским автором-исполнителем.

Он вернулся к жизни в доме родителей в глубинке и все больше погружался в себя и депрессию. Ник мог исчезнуть на несколько дней и поехать к друзьям, где молча слушал музыку, ночевал несколько ночей подряд, а потом так же внезапно исчезал, как и появлялся. Иногда он брал автомобиль у матери и ездил по окрестным дорогам, пока у него не кончался бензин. Лейбл продолжал высылать Дрейку незначительные суммы денег, но однажды случилось так, что ему буквально не хватило на новые ботинки. Дрейк принимал антидепрессанты по настоянию врача – и однажды ближе к полудню, в ноябре 1974-го мать обнаружила Ника мертвым в его комнате. Он лежал поперек кровати, рядом была баночка с таблетками. Была ли эта случайная или намеренная передозировка – доподлинно неизвестно, не смотря на официальную версию о самоубийстве. По крайней мере, предсмертной записки Дрейк не оставил, рядом было только начатое письмо, адресованное Софии Райд. Нику было 26.

Если при жизни Дрейка было продано меньше 4000 пластинок с его именем, то уже в следующем десятилетии в любви к песням Ника начали признаваться все, от Кейт Буш до Роберта Смита из "The Cure". К девяностым годам три его альбома начали продаваться тиражами, которые Дрейку и его лейблу в семидесятых не могли вообразиться даже в самых смелых мечтах – но это были ровно те самые песни, не больше и не меньше.

Стюарт Сатклифф

Если кто-либо, связанный с "Битлз" и в самом деле был достоин звания "пятого битла", то таковым являлся Стюарт Сатклифф. Ближайший друг Джона Леннона (вместе с ним и придумавший название "The Beatles"), бас-гитарист группы в самом начале шестидесятых – он был и самой трагичной (и в то же время романтичной) фигурой во всей саге "Битлз".

Старший ребенок в семье, Стю, как называли его друзья, родился в Эдинбурге, но рос в Ливерпуле. Мальчик брал уроки игры на пианино, пел в церковном хоре (куда, кстати, c первой попытки не взяли Пола Маккартни) и даже знал несколько аккордов на гитаре, которые ему показал отец, морской офицер. Но по-настоящему парень увлекался только рисованием – и со временем живопись стала для него и страстью, и наваждением. В ливерпульском художественном колледже, где он и познакомился с Ленноном, Стю считался самым одаренным студентом. Сам Леннон был в восторге как от работ Стю, так и от его одержимости и образа "проклятого поэта", который сознательно выбрал худой как щепка и бледный Сатклифф. Образ дополняли неизменные темные очки, которые Стю старался не снимать даже в темное время суток – а еще он постоянно курил.

В начале 1960-го года, когда Леннон съехал из дома своей тети Мими, в котором провел детство и юность, у него не было особенного выбора, кроме как поселиться в квартире, которую снимал Стю. Квартира представляла собой живописное во всех смыслах слова зрелище – заваленная окурками и газетами, в которую заворачивали рыбу с чипсами, она была покрашена Стю в черный и желтые цвета. Мебели практически не было – однажды Джон и Стю, в особенно холодные зимние дни, топили камин стульями.

Сатклифф время от времени выигрывал конкурсы молодых художников, и однажды, когда он получил денежную премию, Леннон и Макккартни уговорили его купить новенькую бас-гитару "Хофнер". То, что Стю едва представлял, как обращаться с инструментом, не имело значения – как и в случае с Сидом Вишесом. На клубных концертах в Ливерпуле Сатклифф все время отворачивался от публики – чтобы та не замечала его неуклюжей игры, но это только добавляло загадочности его образу. После турне по Шотландии, во время которого группа сопровождала певца Джонни Джентла и сама по себе напоминала сборище беспризорников, новоиспеченные "Битлз" отправились на свои первые клубные гастроли в Гамбург.

Они уезжали из Ливерпуля в августе 1960-го как квинтет – Леннон, Маккартни и Джордж Харрисон играли на гитарах и пели, Пит Бест барабанил, а Стю продолжал терзать бас. В Гамбурге они начали выступать в заштатном клубе под названием "Indra", потом – в заведении классом повыше, под названием "Kaiserkeller", где у Стю даже был сольный номер, когда он пел балладу Элвиса "Love Me Tender". Именно на выступлении в этом клубе Сатклифф и остальные познакомились с представителями молодой художественной богемы Гамбурга – их ровесниками, художником Клаусом Вурманном и его подружкой Астрид Кирхгерр.

Стю и Астрид влюбились друг в друга сразу же. Астрид привела битлов в свою квартиру, которая была, к восторгу Стю, выкрашена в черный цвет – и там музыканты впервые за долгое время смогли по-человечески помыться и поесть. Астрид была замечательным фотографом – именно она сделала классические черно-белые фото "Битлз" в Гамбурге, которые, с художественной точки зрения, были едва ли не самыми их удачными фото вообще.

Уже в ноябре 1960-го года Стю и Астрид обручились и обменялись кольцами. Сатклифф стал жить у Астрид, стал носить ее кожаные брюки, а она подстригла его длинные волосы, зачесав челку вперед – вскоре так начали выглядеть все битлы, кроме Пита Беста. В том же декабре несовершеннолетнего Джорджа Харрисона депортировали из Германии, следом за ним – Маккартни и Пита Беста, после обвинения в попытке поджога кинотеатра, в котором они ночевали. Леннону ничего не оставалось, как тоже уехать, и только Стю остался в Гамбурге дольше всех, до конца января 1961-го – чтобы в марте, вместе с остальными, снова вернуться к выступлениям в клубе и Астрид, без которой в Ливерпуле он даже не мог взять в руки кисточку.

Летом 1961-го Сатклифф принял судьбоносное решение уйти из "Битлз", не возвращаться в Ливерпуль, а остаться в Гамбурге вместе с Астрид, чтобы продожать рисовать и учиться в Гамбургском колледже искусств – где преподавателем Стю был Эдуардо Паолоцци, известный шотландский художник-график. Свою бас-гитару он оставил Маккартни. К тому времени он уже страдал от сильных головных болей и иногда терял сознание – но, тем не менее, ночи напролет проводил, стоя за мольбертом.

Однажды ночью, в апреле 1962-го, Астрид обнаружила его лежащим на полу в комнате, где Сатклифф рисовал – она вызвала скорую и поехала вместе со Стю в больницу. Уже в больничном лифте врач взглянул на носилки со Стю и объявил, что молодой человек – мертв. Причиной смерти было кровоизлияние в мозг. Сатклиффу был 21 год. Вероятно, это было следствием травмы, которую Сатклифф получил примерно за год до смерти, после выступления "Битлз" в ливерпульском зале "Литерлэнд Таун-холл" — когда на музыкантов напали местные гопники. В той драке Леннон, защищая друга, который был меньше ростом, сломал себе палец. Теперь, узнав о смерти Стю от Астрид, Леннон был убит горем и рыдал несколько дней – это была его самая большая потеря после смерти матери в 1958-м. Астрид Кирхгерр пережила своего жениха почти на 60 лет – она умерла весной 2020-го.

Трудно сказать, ценились бы в наше время картины Стю так же высоко, если бы не его связь с "Битлз". Знатоки сравнивают его работы с полотнами Николя де Сталя, но для коллекционеров не это имеет значение – а то, что когда-то Сатклифф играл вместе с "Битлз" и был единственным из них, кто и в самом деле жил быстро и умер молодым. А еще именно Стю (в исполнении Стивена Дорффа) является главным героем пока лучшего на сегодняшний день байопика о "Битлз" - фильма Иэна Софтли "Backbeat".

    Реклама на dsnews.ua